Лисья тень - [6]

Шрифт
Интервал

Я не смог сдержать нервного смешка. Доктор с удивлением посмотрел на меня. Благодаря очкам я смог рассмотреть его лицо более детально, но ближе он выглядел отвратительно. Я даже специально снял очки, чтобы вновь не увидеть его лица.

— Я всё еще в этом убеждаюсь.

— Что вы имеете в виду?

Не знаю, откуда у меня набралось смелости на всё то, что я собирался сказать, но не сделать этого я просто не мог.

— Даже сейчас всё, что мне остается, это каждый день вспоминать то, что когда-то происходило со мной. Вспоминать о людях, которые больше никогда не будут со мной. Говорить об этом с человеком, который просто влез в мою жизнь. Я даже не могу забрать свой дневник, что уж говорить о…

— Достаточно, — по интонации доктора можно было понять, что он был недоволен, — присядьте, пожалуйста. Что вы имели в виду, когда писали о том, что вы — другой? Почему у вас складывалось такое впечатление?

— Я не знаю, — честно ответил я.

— Постарайтесь объяснить.

— Хорошо. Начнем с того, что в тот момент я начал осознавать, что никогда не смогу понять, как выглядит мир глазами других людей. Ощущаю ли я его так же, как ощущает его человек, сидящий напротив меня в метро. Ощущаю ли я его так, как ощущаете его вы, доктор? Конечно, можно сказать, что стоит обращать внимание на то, как видишь мир ты, тем самым сосредоточиться на совершенствовании этого видения и становиться лучше с каждым днем.

Доктор записывал всё услышанное, уставившись в монитор, а потом снова посмотрел на меня, ожидая продолжения.

— Но от предположения того, что мы можем отличаться друг от друга, также создается впечатление, что существует некая НОРМА, до которой я и еще некое количество знакомых мне людей явно не дотягиваем. Я чувствую себя неправильным. Чувствую себя сломанным и из-за этого начинаю думать, что вижу и воспринимаю всё неправильно. И есть один вопрос, на который я никогда не получу ответа.

— Какой вопрос?

— Я вижу всё неправильно, или мы все видим всё неправильно?

— Как думаете, ваши суждения об особенности могут быть связаны с тем, что вас долгое время не признавали в школе?

— Я не совсем понял вопроса.

— Может быть такое, что вам было удобно думать о том, что вы особенный, потому что над вами издевались в начальной и средней школе? Это, если выражаться на понятном вам языке, компенсировало ваше одиночество. Вы были лучше других.

— Я не говорил, что был лучше других.

— Но вы же так думаете. Вы также думаете, что Саша и Яна были особенными. Макс был особенным. Все, кому вы были небезразличны, были особенными. Будто бы они знали что-то такое, чего не знают остальные. Поверьте, это абсолютно нормально. У многих такое происходит, и вы не исключение.

Доктор продолжил печатать что-то на компьютере, временами поглядывая на меня, видимо, наблюдая за моей реакцией. Молчание, которое сейчас повисло между нами, которое нарушал лишь шум того самого вентилятора, было нацелено на то, чтобы я сделал какие-то выводы из всего услышанного. Наверное, где-то на долю секунды я поверил в слова доктора. Ведь действительно, всё мое детство я подвергался издевательству, а поэтому друзьями моими долгое время были книги. Семья не уделяла мне столько времени, сколько хотелось мне, из-за того, что мать постоянно пропадала на работе, а отца как такового у меня не было с рождения. Потом же, помимо книг, у меня появились и другие друзья — воображаемые. Дело, конечно, не доходило до галлюцинаций, но до диалогов у себя в голове доходило точно. В пятнадцатом году я познакомился с Катей, которая приняла меня таким, какой я есть. Она не издевалась надо мной, она всегда старалась поддерживать меня.

***

— Ты правда никогда не бывал в центре города раньше?

Девчонка, которая была намного ниже меня ростом, привела меня в очень тихое и красивое место. Я уже завидовал людям, которые живут здесь, потому что никогда раньше не видел такого классного дворика. Я повернулся к Кате и с улыбкой покачал головой.

— Неа, никогда.

Катю это явно обрадовало. Она очень хотела в тот день показать мне много красивых мест, но больше всего мне запомнился этот дворик, в который я буду возвращаться из раза в раз. Мы уселись на одну из лавочек под деревьями, и Катя принялась рассказывать мне о городе столько, сколько знала сама. Как бы забавно это ни было, но мы познакомились в Интернете. Познакомились в одной социальной сети, а затем списались и начали регулярно общаться. Дело дошло и до встречи. Я очень боялся, когда шел на ту встречу, а когда Катя обняла меня, мое сердце было готово выпрыгнуть из груди, ведь никогда раньше я не испытывал ничего подобного. Я практически всё время молчал, потому как и не знал, что говорить, но зато она без умолку болтала. Мы прогуляли весь день, а у метро, когда пришло время расходиться, она обняла меня еще раз и сказала мне, что я — хороший. Этот день я запомнил навсегда. Тогда я перестал быть одиноким. Тогда у меня появилась подруга, которая всегда поддерживала меня.

***

Из воспоминаний меня вывел доктор.

— Пожалуйста, подумайте над тем, что я вам сказал.

Я ничего не ответил. Я ни за что не поверю в то, что корень проблемы (я всё еще не знаю, как мне стоит всё это называть) лежит в прошлом, да еще и в детстве, которое у меня выдалось достаточно трудным. Я отрицательно покачал головой. Доктор сделал еще какую-то запись, а затем продолжил задавать мне вопросы.


Рекомендуем почитать
Избранное

Сборник словацкого писателя-реалиста Петера Илемницкого (1901—1949) составили произведения, посвященные рабочему классу и крестьянству Чехословакии («Поле невспаханное» и «Кусок сахару») и Словацкому Национальному восстанию («Хроника»).


Молитвы об украденных

В сегодняшней Мексике женщин похищают на улице или уводят из дома под дулом пистолета. Они пропадают, возвращаясь с работы, учебы или вечеринки, по пути в магазин или в аптеку. Домой никто из них уже никогда не вернется. Все они молоды, привлекательны и бедны. «Молитвы об украденных» – это история горной мексиканской деревни, где девушки и женщины переодеваются в мальчиков и мужчин и прячутся в подземных убежищах, чтобы не стать добычей наркокартелей.


Рыбка по имени Ваня

«…Мужчина — испокон века кормилец, добытчик. На нём многопудовая тяжесть: семья, детишки пищат, есть просят. Жена пилит: „Где деньги, Дим? Шубу хочу!“. Мужчину безденежье приземляет, выхолащивает, озлобляет на весь белый свет. Опошляет, унижает, мельчит, обрезает крылья, лишает полёта. Напротив, женщину бедность и даже нищета окутывают флёром трогательности, загадки. Придают сексуальность, пикантность и шарм. Вообрази: старомодные ветхие одежды, окутывающая плечи какая-нибудь штопаная винтажная шаль. Круги под глазами, впалые щёки.


Три версии нас

Пути девятнадцатилетних студентов Джима и Евы впервые пересекаются в 1958 году. Он идет на занятия, она едет мимо на велосипеде. Если бы не гвоздь, случайно оказавшийся на дороге и проколовший ей колесо… Лора Барнетт предлагает читателю три версии того, что может произойти с Евой и Джимом. Вместе с героями мы совершим три разных путешествия длиной в жизнь, перенесемся из Кембриджа пятидесятых в современный Лондон, побываем в Нью-Йорке и Корнуолле, поживем в Париже, Риме и Лос-Анджелесе. На наших глазах Ева и Джим будут взрослеть, сражаться с кризисом среднего возраста, женить и выдавать замуж детей, стареть, радоваться успехам и горевать о неудачах.


Сука

«Сука» в названии означает в первую очередь самку собаки – существо, которое выросло в будке и отлично умеет хранить верность и рвать врага зубами. Но сука – и девушка Дана, солдат армии Страны, которая участвует в отвратительной гражданской войне, и сама эта война, и эта страна… Книга Марии Лабыч – не только о ненависти, но и о том, как важно оставаться человеком. Содержит нецензурную брань!


Сорок тысяч

Есть такая избитая уже фраза «блюз простого человека», но тем не менее, придётся ее повторить. Книга 40 000 – это и есть тот самый блюз. Без претензии на духовные раскопки или поколенческую трагедию. Но именно этим книга и интересна – нахождением важного и в простых вещах, в повседневности, которая оказывается отнюдь не всепожирающей бытовухой, а жизнью, в которой есть место для радости.