Листья лофиры - [96]
У нас есть еще в запасе немного времени, чтобы спокойно постоять на краю плато Кулуба, чтобы попрощаться с Африкой, попрощаться с республикой Мали.
У меня есть все основания считать, что я справился со своей задачей: я много интересного увидел и в Сенегале, и в Мали, и я продолжил свои наблюдения, нашел в Мали те черты нового в жизни африканских стран, которые так радостно было подмечать в прошлом году.
В Мали, конечно, сделаны лишь первые шаги, но мне вовсе не хочется гадать, на какие преобразования решатся малийцы в ближайшие месяцы или годы… Глядя на подернутую дымкой Нигерийскую равнину, я просто вспоминаю город Канкан, вспоминаю самоуверенного мсье Симона, представителя бельгийской алмазной фирмы. Он не сомневался в прочности своего положения, но через несколько месяцев после нашего с ним разговора и алмазные разработки, и торговля алмазами были национализированы… Надо полагать, и Мали не остановится на достигнутом.
В прошлом году, уже в самолете, летящем на Дакар, я вспоминал грозовую ночь в саванне, когда пытался нарисовать себе образ сегодняшней Африки; тревожные вспышки молний потом не раз виделись мне, когда доносилось в Москву гулкое эхо африканских событий… Тревожным заревам еще долго полыхать над Африкой, но сейчас, на плато Кулуба, возвышающемся над великой рекой, над бескрайней саванной, я по-иному думаю об Африке и по-иному прощаюсь с ней…
Не потому ли, что я лучше узнал ее и больше полюбил?
Я буду еще долго размышлять о подробностях двух путешествий, я буду часто задумываться и о далеком прошлом «Черного континента», и о его будущем. Но сейчас, в последние часы, которые дано мне провести в Мали, все мои раздумья об Африке конкретизируются по трудноуловимой игре фантазии в образах трех африканок, живших в разное время и в очень непохожие эпохи… В голубой дали, открывающейся мне с плато Кулуба, они — как сама Африка — медленно проходят перед моим мысленным взором…
Одна из этих женщин за полторы тысячи лет до нашей эры была женой фараона, поклонявшегося Солнцу, и великий художник древности сохранил для нас ее облик — создал портрет юной красивой женщины в высоком, как бы сдвинутом назад, головном уборе, запечатлел ее мягкий профиль с чуть выдвинутым вперед подбородком, любовно вылепил тонкую длинную шею. Она, эта женщина, известна у нас под именем Нефертити, но на самом деле ее звали Нефретити, что в переводе означает «Прекрасная пришла»…
Другая женщина — высокая и стройная, с античным торсом, круглым добродушным лицом и веселыми глазами — жила восемьсот лет назад на берегах реки Бани; ее называли поэтичным именем — Дженне…
А в прошлом году, перед вылетом из Конакри, я встретил на корнише, у кокосовых пальм, юную гвинейку и выделил ее среди сотен других. Она была поглощена какими-то своими заботами, она куда-то спешила с эмалированным тазом в руках, а я на секунду замер, пораженный ее удивительным сходством с Нефретити: пестрая, видимо, накрахмаленная косынка напоминала сдвинутый назад высокий головной убор, профиль девушки с чуть выдвинутым вперед подбородком был тонким и мягким, как у египетской царицы, и шея ее — длинная красивая — казалась скопированной со скульптурного портрета многовековой давности…
Я как живую вижу ее сейчас перед собой, эту неведомую мне гвинейку из Конакри — по-деловому стремительную, поглощенную своими заботами. Ее, молодую красавицу, называющую себя и свой народ именем девушки из племени бозо, я буду, наверное, всю жизнь вспоминать как живое олицетворение Африки: ее, так удивительно похожую на подругу фараона-солнцепоклонника, которую у нас называют Нефертити, но которую звали Нефретити, что означает — Прекрасная пришла!
ИЛЛЮСТРАЦИИ
