Листопад - [24]

"Я только раз... хотел попробовать," - сказал объект.

"Я тебе все руки отшибу! Я тебя проучу!"

После чего женщина заставила объекта снять с нее юбку, а также нижнюю юбку белого цвету и целовать ртом ее половые органы, При этом лицо ее выражало одно лишь злорадное удовлетворение.

Это продолжалось минут двадцать по моим часам, после чего наблюдаемые перешли к непосредственному половому соитию. При этом дама заставила объект раздеться догола и раздеть самое ее.

При этом они обменивались ничего не значащими звуками и выражениями.

Во время полового акта, который происходил на постели женщины, последняя задирала ноги кверху и даже клала их на плечи объекту.

После завершения полового акта, наблюдаемые вновь оделись и ушли в соседнюю комнату, где, судя по звукам, пили чай и вели малосодержательный разговор о погоде. Объект говорил, что нынче осень солнечная и не стылая, и что такая осень была лишь до войны. А женщина соглашалась, говоря, что зима наверное будет снежной, хотя это и не обязательно.

Потом начали говорить о том. что красные развили наступление на Орел и взяли его. А объект сказал, что ему доподлинно известно, что скоро наши нанесут контрудар, разовьют большое наступление и еще до зимы или в крайнем случае до весны возьмут большевистскую столицу Москву, а Ленина повесят вверх ногами на Красной площади. Только это все большой секрет и пусть она никому не говорит. И может быть даже лично он, объект будет вешать большевистское правительство, поскольку работает в контрразведке и является протеже полковника Ежевского, который лично знает Антона Ивановича Деникина. На дама заявила, что все это ужасно, что военные дела для нее сложны, а интересуется она совсем другими делами. И почему-то назвала объекта графом.

После оба пошли вновь в зону наблюдения, женщина стала называть объекта графом, а он ее баронессой. При этом из их разговора получалось, что он ее соблазняет, а она не дается.

Он говорил: "Ах, вы даже не представляете себе, баронесса, сколь томительно напряжение моей плоти, вызванное влечением к вам, и сколь сладостно проникновение моего разгоряченного коня в ваши ворота."

А она отвечала: "Ну что вы, граф, как же я могу. Хотя ваши речи и трепетная любовь сводят меня с ума, я не могу нарушить обета."

Через некоторое время оба перешли к совокуплению даже не полностью раздевшись.

Затем оба перешли в другую комнату, где, судя по звукам пили чай и говорили о зверствах красных, если они займут эти области.

В конце чаепития объект ушел в туалетную комнату, где судя по звукам, доносившимся из-за неплотно прикрытой двери, справлял малую нужду.

Затем оба ушли, я слышал как хлопнула входная дверь.

В 20-34 вернулась одна женщина и поэтому никаких разговоров не вела, только приглушенно пела песню на слова, коих я не разобрал..."

Отсмеявшись, Ковалев отложил донесение, посмотрел на улыбающегося Козлова как всегда сидящего на краю ковалевского стола.

- Он, наверное, обкончался там, этот Соколов, а еще говорят у филеров работа вредная... Н-да, Резуха не похож на красного разведчика героически окопавшегося в белогвардейских тылах. А похож он на полного идиота.

- Каковым, видимо, и является.

- Ну и что мы будем делать, дорогой контрразведчик Козлов?

- Искать дальше... Но и Резуху, на всякий случай со счетов не сбрасывать.

Ковалев положил донесение Соколова в свой сейф:

- У Резухи алиби: он идиот.

x x x

"Кажется, фронт трещит. Чувствуют ли это наверху? У Колчака тоже дела неважнецкие, отдал товарищам Петропавловск. Сыпемся?

Все время думаю, отдал бы приказ расстрелять заложников - семью саботажника, например - или нет? Если б точно знал, что это нормализует перевозки? Проклятая достоевщина! Слеза замученного ребенка. Интеллигентское слюноотделение. Всякий абсолютизм вреден. Всегда нужно искать грань. Границу. Рубеж. Вот досюда я могу дойти, а дальше - зась. А другой перешагнет. А кто-то не дойдет. У каждого свой предел любви и жестокости.

Расстрелял бы я их за победу над красными? Да. Полгорода положил бы8 Чтобы спасти весь организм, можно и нужно быстро отрубить укушенный коброй палец. Больно, но необходимо, пока кровь не разнесла яд по телу.

Наверное, у меня хватило бы решимости отдать приказ о расстреле женщин, детей и стариков в обмен на победу. Все равно большевики, победив, больше положат. А если самому расстрелять хотя бы одного ребенка? Не знаю.

А если я буду знать, что не расстреляв часть заложников упущу станцию? Сорву поставки боеприпасов на фронт? Это ведь тоже будет означать гибель невинных людей на фронте. Значит, нужно расстрелять. Тут уж либо своих подставлять, либо чужих.

Но я представляю себе это слишком явственно: детский разорванный криком рот, глаза. Избави меня Бог от этого приказа. Я не хочу.

А при приближении красных атмосфера на дороге да и везде накалится до предела, до срыва. Пустить себе пулю в лоб?

Но уход от выбора - это трусость.

Единственное, что я знаю - что буду оттягивать страшное решение до самого последнего момента. Пусть пугают, арестовывают семьи. Пусть стреляют поверх голов, поставив на краю рва. Пусть расстреляют прямых зачинщиков. А потом...