Листопад Мортиарха - [4]

Разорванный кнутом рукав не давал забыть о той встрече до самой ночи. А когда пришла ночь, Ксаня все ворочался с бока на бок, никак не засыпая, и все пытался понять, что ему мешает. Когда понял – успокоился. Закрыл глаза и провалился в сон. И во сне видел тонкие белые пальцы, с длинными ногтями, выкрашенными густо-винным цветом, что придерживали золотую шторку. Во сне уже понимал – теперь не будет ему другой жизни, кроме как добиться ласкового прикосновения этих пальцев, радости сплести их со своими пальцами, счастья держать их в своей руке, перепачканной краской. Рано или поздно, любой ценой.

Граурон сказал ему, сидящему теперь на мукшинском престоле, с сомкнутыми губами и застывшим взглядом: «Я знаю, что тревожит вас, мой Господин, и я знаю, что надо делать».

Все были против, никто из его свиты не доверял этому безумцу с маслянисто-черными, нечеловеческими глазами. Но никто не осмелился спорить, он уже тогда был – мортиарх, хотя никто из них тогда не мог предположить, что появится когда-нибудь в Ладии такой титул. Но всю ту власть, что будет заложена в этот титул, вся его свита ощущала уже тогда.

Запершись в верхних хоромах царского Окраинного дворца, двое суток Граурон колдовал над телом царевны, запретив входить всем, включая самого Лександра, изредка давая через приоткрытую дверь поручения приставленным к нему людям. Они выполняли беспрекословно все, что бы он ни приказал. Принести ли истопленного оленьего сала, или кофейных зерен, или живого черного петуха, или грубую нитку, иглу и масляную лампу. Грабежи и погромы в городе к тому времени сами собой сошли на нет. Нечего было больше грабить, некого было больше громить. Лишь воронье, радостно галдя и переговариваясь, хлопая крылами, пировало теперь на исходящих дымом развалинах столицы, которую велеречивые вистирские пииты называли «искристой жемчужиной средь мрачных северных болот».

Когда же истекли вторые сутки, Лександр, так и не сомкнувший глаз, не желая больше ждать, сопровождаемый следующим за ним как тень Ясудером, вошел в верхние покои – он увидел царевну. Он понял, что Граурон выполнил обещанное и, значит, заслужил обещанную ему в обмен жизнь. Но он понял также, почему по приказанию покойного Светозара ярмарочный знахарь с черными глазами без белков дожидался казни на нижних ярусах подземелья Тайной Палаты, среди безумных убийц и преступников, угрожавших царскому венцу.

Царевна стояла посреди комнаты, облаченная в белую ночную рубаху, через тонкую ткань просвечивало стройное девичье тело. Лександр вглядывался в ее тонкое лицо в алых завитках ритуального рисунка, выведенных пальцем Граурона кровью черного петуха. Смотрел на ее ярко-золотые тяжелые косы, падавшие на грудь, остриями напряженных сосков натягивавших ткань рубашки. На синие губы, тонкой строчкой прошитые ниткой. В широко распахнутые глаза ее – голубые, как сапфиры чистейшей воды, в тени пушистых ресниц, без единого проблеска мысли и чувства. Она была неподвижна и холодна, и лишь тонкие иссиня-бледные пальчики, на которых проступала каждая тончайшая жилка, потянулись к нему, поманили приветственным жестом.

Он велел отправить ее за край света, в таежную гриболюдскую обитель, в закрытой повозке, под присмотром трех верных людей. Поспешил вычеркнуть из своей памяти, но то преображение, свидетелем которого он стал, отныне вошло в жизнь Ладии. Стало неотъемлемой частью ее на годы и годы вперед. Граурон возвысился до второго лица в стране, в обход прочих ревнивцев и льстецов, в обход самых преданных – неистового Ратислава и блистательного Большакова, осыпанный почестями и доверием, набирая с каждым годом все больше людей, которых обучал сам, а после – уже им доверял обучать новых.

Они сумели победить смерть. Преодоление смерти они поставили на поток. Зашелестели страницы запрещенных трактатов, заварились котлы с водой мертвой и водой живой, и потянулись от них вереницы преобразованных, новых людей, не живых, но и не мертвых.

На следующий день после воскрешения царевны он выступил перед перепуганными, чудом уцелевшими жителями Мукшина, которых воины согнали на площадь перед дворцом: «Я верну вам всех, кто погиб в эти дни, если вы обязуетесь отныне доверять мне всецело, присягнете мне как единственному вашему правителю и охранителю».

Они присягнули ему. Стараниями Граурона никто из тех, кто погиб в дни разграбления Мукшина, не упокоился в земле на съедение червям, по карнипольской традиции. Никто не был сожжен на костре вместе с фигурками духов-хранителей и запасом еды, как заведено было в Ладии издревле. Черной магией, тайной забытой техникой – все они вернулись к своим родным. Переменившиеся, совершенно иные, чем те, что были прежде, – но вернулись.

Мортиарх и до, и после тех событий всегда держал свое слово.

Из-за тайной страсти своей ввязавшийся в одну войну и развязавший другую, еще более страшную, он сумел, в конце концов, дотянуться до своей мечты. И вынужден был отвернуться от нее, предать ее забвению.

С тех пор и до самого пришествия листопада страсть посещала его лишь дважды.

Окончились страшные дни Вторжения, на западе именовавшегося Очистительным Походом, когда соединенные силы Священной Адриумской Империи, Фарлецийского королевства и Торнхаймского Альянса перешли через наши границы. Желали покончить с «царствием воплощенной Тьмы, самая суть которого оскорбляет своим присутствием на нашей земле всех честных людей, в чьем сердце остались еще малейшие крупицы света», как вещал, благословляя поход, адриумский Пасынок.