Листки с электронной стены - [43]
Есть еще одна проблема, связанная уже не с концептуальным содержанием книжки Бадью, а с ее коммуникативной ситуацией. Автор за нее не в ответе: в своей лекции он обращался к тем, кто его пригласил, а эти люди — жители Франции, пусть и бедного парижского пригорода (а уж тем более читатели его книги) — в общем и целом «люди Запада», относительно привилегированный класс, если рассматривать его в мировом масштабе; в старых марксистских терминах, не то рабочая аристократия, не то мелкая буржуазия. Традиционно левые обращаются не к ним, а к пролетариату — но, по мысли Бадью, в роли современного пролетариата, самого обездоленного класса, которому нечего терять, оказываются (я, конечно, упрощаю) те самые два миллиарда людей, не нужных мировому рынку. А где, в какой форме и на каком языке разговаривать с ними?
Политика ума и сердца
19.06.2016
Йоркшир, где я сейчас живу, на днях печально прославился первым в Великобритании за несколько десятилетий политическим убийством: в городке Берсталле близ Лидса среди бела дня на улице зарезали (и для верности еще застрелили в упор) члена парламента Джо Кокс — молодую симпатичную женщину, активного и многообещающего политика. Она была лейбористкой и перед референдумом о выходе из Европейского союза агитировала за европейскую интеграцию, против Brexit’а. Как раз шла с одного предвыборного собрания на другое — пешком и без охраны: а чего опасаться, там маленький провинциальный городок в цивилизованной стране. Но страсти вокруг народного волеизъявления разгорелись до такой степени, что пролилась кровь.
Убийца, конечно, психопат, но, совершив свое дело, он прокричал то, что положено по патриотической идеологии: «Britain first!» (это не просто лозунг, а название крайне правой партии, которая, разумеется, поспешила откреститься от такого симпатизанта). И вот какая нехитрая мысль приходит в голову: невозможно ведь даже представить себе, чтобы какой-то ополоумевший сторонник ЕС пошел резать своих оппонентов на улицах, — а вот для патриота такое не совсем исключено. Потому что евроинтеграция — это рациональная политика, а патриотизм — страсть, и на почве страсти можно свихнуться. Любовь к родине, как и всякая любовь, может довести до сумасшествия, а дружба и сотрудничество не могут. Не потому, что они добрее любви: просто они не столь интимны, более открыты к публичной сфере и разумным решениям, а тем самым вакцинированы от безумия.
У всех есть родина, и все ее любят, но это слишком интимное, нутряное чувство приходится контролировать, иначе оно способно довести до беды. Может быть, гибель Джо Кокс побудит кого-то из колеблющихся британских избирателей задуматься и проголосовать на референдуме не «сердцем», а «умом». Но, конечно, цена уже заплачена непоправимо высокая.
Возобновляемая энергия
5.07.2016
Завораживающая черта современного европейского пейзажа — ветряные электрогенераторы, которые машут своими тремя гигантскими руками-лопастями иногда в одиночку, а чаще малыми или большими стаями — на голых и безлюдных горах Шотландии, на морском мелководье близ побережья, на холмах вокруг городов. По-английски они называются красивой метафорой — windfarms.
Это действительно сельские «фермы», мызы, искусственные сады или леса, совершенно отрицающие свою промышленно-техническую сущность. Генераторы бесшумны — то есть, наверное, вблизи производят какой-то звук, но видишь их всегда издалека, да еще из чего-нибудь гремящего и гудящего (с самолета, с железной дороги, с автострады), откуда никакого звука не слыхать. Они задумчиво-неторопливы, словно огромные животные на пастбище, в противоположность обычным турбинам и двигателям, которые стремительно крутятся как белки в колесе. И они не пожирают энергию и не выбрасывают ее в выхлопе — наоборот, улавливают и экономно прибирают к рукам. Дон Кихот, конечно, принял бы их за великанов, но вряд ли полез бы с ними драться: слишком величественно и благожелательно выглядят их высокие, тонкие белые фигуры — женские, материнские? А может быть, он узнал бы в них свой собственный длинный и худощавый силуэт рыцаря-идеалиста с копьем и вспомнил бы утопию золотого века, дружественного союза между человеком и природой, которую он сам воображал в мечтах.
Есть уже целые города и даже небольшие страны, которые питаются энергией «ветряных ферм». А мне они каждый раз напоминают старый фильм «Доктор Живаго» и песню о мельницах моего сердца.
«Касабланка»
11.07.2016
Посмотрев уже в третий раз в жизни «Касабланку», начинаю понимать, в чем очарование этого старого фильма (разумеется, утраченное в ремейках, не говоря уже о мультипликационной пародии, где роли персонажей исполняли диснеевские зверюшки).
Одна причина очевидна, и о ней все говорят: в этом фильме несложная любовная история включена в большую Историю, разворачивается на фоне мировой войны, в которую как раз незадолго до того вступила Америка (в 1942 году американцы уже вовсю воевали на Тихом океане, а в ноябре высадились в Северной Африке, в той самой Касабланке). Это наполняло интимный сюжет коллективным дыханием, создавало чувство патриотической солидарности между героями и зрителями; например, в знаменитой сцене, когда публика в кафе Рика (которого играет Хэмфри Богарт — вместо первоначально намеченного Рональда Рейгана) подавляет «Марсельезой» воинственный хор немецких офицеров, поющих «Стражу на Рейне», — зритель сам должен отождествить себя с кем-то из поющих, сам хотя бы внутренне, про себя спеть гимн сопротивления.
