Листьев медь - [4]

Стол Ульяны находился перед рабочим местом Коли Демуры, и Леник не совсем без задней мысли ее туда посадил, поскольку Колю считал очень полезным человеком для работы в отделе, и ему хотелось Колю как-то устроить, что ли… Себя-то Леник в последние годы как-то подустроил: сочетался с женщиной, имевшей неплохую квартиру в центре столицы – на Набережной, напротив строящегося Дома властей – правда, у женщины были дети от прежнего мужа. Но Леник вырос в многодетной семье, где некоторые сестры-братья были приемными, да и себя он считал приемышем. И там, в этой квартире, оказалось привычно, шумно и не без громких скандалов. Правда, ему не очень нравилось, что жилплощадь этой женщины на втором этаже: неплохо бы и повыше.

Уля, пока не сумевшая «осесть», все стояла перед подоконником, вырастая тонкой спиной из пышной юбки, словно стебель с темной головкой. Демура смотрел на нее все как-то со стороны, например, стоя в эркере – пятиугольном выпуклом окне-балконе. С этой точки, наверное, хорошо был виден улин подоконник.

Уля тоже бросала взгляд в сторону эркера и видела большие, выступающие надо лбом, светлые крупновьющиеся волосы Демуры, которые словно бы поддерживали в приподнятом положении внутренние пружины. Солнце, заполняющее эркер, заполняло и эти, приподнятые надо лбом волосы.

7

Демура

После Коля Демура часто впоминал этот вечер – даже не оттого что произошло тогда, а оттого, что он впервые ощутил то самое состояние, которое позже назвал «идеальным газом».

…Иногда он и не соображал, зачем стоит здесь и погружался в приятное простостояние, но когда приходило осознание – от головы до ног нечто проваливалось по телу вниз, взрывалось, поднимаясь обратно к холодному лбу облаком легкого шипучего идеального газа.

Коля достоялся, взял синюю пачку абонементов и вышел на улицу. Миновал оклеенный одинаковыми афишками забор, маленькую мастерскую и только у качающейся на воде баржи-ресторана понял, что идет не ту сторону.

На другой день он положил синюю пачку на стол Майке Городошнице. Она сидела, как всегда, уткнув ручку в пустой лист бумаги.

– Это что, билеты в Австралию? Там сейчас весна… – сказала она хриплым голосом, словно только что проснулась.

Демура по возможности спокойно объяснил, куда приходить, чтобы посмотреть фильм. И добавил, что это рядом с его домом: подошел, взял на всех, народу почти не было…

В хорошо известном людям и малозаметном с виду доме культуры крутили старые знаменитые фильмы, которые нигде больше посмотреть было нельзя: от немых, в которых словно бы говорили затененными глазами немыслемые красавицы – до красавиц иных – завитых, щипанных, с огромными плоскими довоенными плечами.

– Надо подумать, надо подумать… – но Майка взяла себе стразу три – на себя, пожилого отца и свою давнюю подругу.

Сотрудники подходили по одному, крутили головами, совали Коле бумажки и мелочь.

И она, слава Богу, тоже подошла. Демура рассчитал, чтобы всем хватило, и остался один лишний. Она подошла, убрала волосы за уши, подколола шпильку, медленным мизинцем потрогала синюю бумажку и прошептала:

– Только у меня сейчас нет денег.

– Потом отдашь, – отозвался Коля.

– И я не знаю, может, я потом не смогу.

– Абонемент только на один месяц.

Она подцепила бумажку двумя пальцами и понесла к сумочке, а Николай негодовал: «Ведь запросто потеряет».

Он объяснил ей, как туда ехать. Объяснил подробно, даже нарисовал, а она пристроилась, перегнувшись, у его стола, опираясь на острые локти, и отрывала от кривого чертежа мелкие клочки бумаги, мусолила их небрежными пальцам, совала в рот и жевала. Встретиться у метро он ей не предложил.

В день первого фильма он с утра придирчиво осмотрел ее. Она пришла на работу в стареньком коротком платье, темно бордовом. Видимо, не успела подколоть пучок, почти до подола платья свисала мягкая, свободная коса, которая никогда не казалась тяжелой на ее подвижной голове. Николай подумал, что от этого вечера она ничего не ждет, и смирился.

Придя в де-ка пораньше, он устроился в буфете, купил бутылку пива и принялся наблюдать за обшитой лакированными деревянными рейками дверью. Здесь он ее не дождался, зато пришедшая, наконец, Майка потащила его в зал и все старалась усадить рядом со своей подругой.

Потом бледный мальчик в свитере прочитал со сцены лекцию о блиставшей несколько десятилетий назад заокеанской кинозвезде, и потушил свет.

Коля ничего не понимал, и уже не мог разглядывать зал, вертя головой. Потом в фойе послышались возгласы вахтерши, блеснул свет, и заскрипело кресло в соседнем ряду. Демура тут же рванулся туда, нашел, где скрипнуло, и позвал в темноту: «Ульяна!»

Темная быстрая фигура, спотыкаясь о колени соседей, пробралась к нему.

– Автобуса долго не было.

– Я вот здесь… Я здесь ждал. Придешь ты или нет.

– О-о-й! – протянула Уля. – Погляди!

Николай повернул голову к экрану, но поначалу ничего не видел, потому что не хотел, но пятно экрана разгладилось, сфокусировалось и обернулось широким глазастым лицом, гладкими волосами и веткой жасмина. Все это, зашуршав, обтянулось белым атласом и своенравно скрылось среди черных фраков.