Листая страницы сербской истории… - [84]
Экономические трудности, сократившие имевшийся после 6 января ресурс популярности личной власти короля, активное отторжение значительной частью населения навязываемой идеологии привели к ситуации, описанной современным отечественным исследователем: «Даже когда подобные (авторитарные. – А. С.) политические структуры формируются при общественной поддержке, обусловленной разочарованием общества в некомпетентных и коррумпированных политиках, пришедших к власти на основе демократических процедур, со временем они начинают восприниматься обществом как нелегитимные…»[187]
В первой половине 30-х гг. достоверным признаком вышеописанного кризиса легитимности была не столько имевшая место активизация оппозиционных запрещённых партий, сколько поведение самих носителей режима, демонстрировавших неуверенность в собственных силах, сомнения в общественной поддержке проводимого курса. Спустя всего несколько месяцев после переворота – в апреле 1929 г. – премьер-министр вынужден был констатировать: «Вера чиновников в стабильность нынешнего правительства стала меньшей по сравнению с первыми днями его правления. Разные интриги и сплетни, запускаемые в народ, имеют целью представить правящий режим как временный… Несомненно, это пагубно влияет на чиновничество, которое больше не проявляет былого рвения…»[188]
Самим министрам аналогичные претензии П. Живковичу пришлось высказывать от имени короля Александра уже в мае 1929 г.: «Разные слухи ходят о правительстве и его работе… Виноваты и сами члены кабинета. Его Величество обратил внимание, что их связи с господами, идущими наперекор режиму, вредоносны… Поддерживаются отношения с бывшими политиками… что порождает разговоры о временности режима. Необходимо, чтобы все члены правительства продемонстрировали, что не смотрят ни налево, ни направо, а вместе блюдут верность манифесту Его Величества…»
Данное пожелание осталось невыполненным. Почти полтора года спустя, осенью 1930 г., Живкович горько упрекал своих подчинённых: «Моя цель была получить заявления членов правительства, что они больше не состоят в прежних партиях… Кто из вас выступил с таким заявлением?.. Результатов нет, так как все остались при своих партиях, которые до сих пор действуют организованно, только лишь благодаря тому, что ни один министр не сделал ничего для их упразднения…»[189]
Нежелание/неспособность номенклатуры последовательно воплощать догматы официальной идеологии следует добавить в перечень главных причин неудач начинаний Александра Карагеоргиевича. Верным оказался данный в 1929 г. пессимистический прогноз крупнейшего сербского правоведа и историка Слободана Йовановича: «Для такого режима требуется хорошая администрация и отличная бюрократия, чего у нас нет»[190].
Нехватка лояльных и идейно стойких государственных служащих, равно как и живучесть «старых» партий, которым хранили верность даже члены кабинета, были проявлением узости социальной базы власти. «Нам приходится рассчитывать на сегодняшнее поколение. Генерацию наших сторонников еще предстоит создать… Надо найти людей, на которых мы сможем опереться, которые будут нести режим, а не наоборот»[191], – сетовал В. Маринкович.
Попыткой вернуть народное доверие стало «подведение широкой основы непосредственного народного сотрудничества под… государственную политику» – дарование Конституции и формирование двухпалатного представительного органа[192]. Последнему следовало компенсировать ущербную простоту «шестоянварской формы правления», делавшей короля, устранившего с политической арены конкурентов, единственным объектом «любви и ненависти» его поданных. Или, как гласил отчёт британского посольства, «руководствуясь личными и династическими соображениями, король решил подключить нацию к решению сложных проблем, ибо кризис предполагал большую ответственность, чем ту, которую он был готов взвалить на свои плечи»[193].
Увы, народное представительство и ЮРКД (ЮНП) не выполнили своего предназначения. Их деятельность привела к деструктивным результатам, противоположным тем, на которые надеялись отцы-основатели. Вместо демонстрации единства депутаты, избранные в народное представительство по единственному правительственному списку, приступили к жёсткой «внутривидовой» борьбе.
Однако тот факт, что квази-демократические институты не оправдали ожиданий, не побудил короля к «перестройке» диктатуры. Одной из причин этого была личная нерасположенность к ограничению самовластья. Другую и более существенную характеризует следующий тезис: «Нестабильность положения, ненадёжность власти заставляют правящую элиту ориентироваться на короткую перспективу»[194]. Речь идёт о неспособности к долгосрочным преобразованиям, которые не сулят теряющим популярность авторитарным режимам гарантированных и скорых плодов, но требуют широкой общественной поддержки и, что не менее важно, лояльности административного аппарата. «Диктатура» не располагала ни тем, ни другим.
Характеристика настроений, предопределивших неэффективность созданных институтов «управляемой демократии» и оказывавших угнетающее действие на способность «диктатуры» к проведению каких-либо реформ, содержится в официальном аналитическом материале, датированном августом 1931 г.: «Среди тех, кто не одобряет сегодняшнюю политическую ситуацию в стране, ходят разговоры, будто Его Величество перед 6 января 1929 г. находился в гораздо более простой ситуации, чем сейчас… День, выбранный для того, чтобы вернуть страну в конституционное и парламентское состояние, отнюдь не станет для него приятным. Говорят, что из-за положения, в котором оказалась страна накануне 6 января 1929 г., Его Величество своим жестом заслужил симпатии всего сербского общества… Однако теперь очень не просто будет добиться признания парламента, который не был избран народом на свободных выборах, и конституции, за которую не голосовали народные избранники в Скупщине»
