Лишение свободы как родовое понятие и виды уголовного наказания: опыт теоретико-правового конструирования. Монография - [15]
Уголовный кодекс РСФСР 1922 года наряду с наказанием упоминает и меры социальной защиты, которые в ряде случаев могли заменять меры наказания. В этой связи возникает, естественно, вопрос о соотношении мер социальной защиты с наказанием. Тем более, что УК РСФСР 1926 года полностью отказался, как известно, от понятия наказания, заменив его на меры социальной защиты.
В советской юридической литературе неоднозначно подходили к проведению различия между мерами социальной защиты и наказанием. К числу отличительных признаков чаще всего относят цели, где меры социальной защиты применяются якобы только в превентивных, а не репрессивных целях. Но и наказание, как показывает опыт, может преследовать тождественную цель. Или же отличие приводится по признаку порицания, которое не свойственно якобы мерам социальной защиты[62]. Но и этот признак с методологической точки зрения неточный, и не может служить разграничительным критерием между этими, пусть даже имеющими некоторое сходство, но все же принципиально разными правовыми явлениями.
Страдание как явление психической деятельности человека может вызываться и в большей степени вызывается в результате применения отмеченных выше мер, поскольку это объективный процесс, связанный, так же как и наказание, с лишениями и ограничениями привычных благ личности.
Профессор Э. Я. Немировский в своей ранней работе «Меры социальной защиты и наказания в связи с сущностью вины», изданной в 1916 году, указывает на то, что меры социальной защиты обращены к будущему преступника, а наказание – к прошлому. Поэтому деяние – не единственное основание для применения указанных мер, они возможны и в отношении непреступных лиц[63].
Далее Э. Я. Немировский делает вывод о том, что меры социальной защиты: 1) не зависят от преступного деяния и от ценности объекта уголовно-правовой защиты; 2) иной масштаб их применения – степень опасности преступника; 3) иная организация их, основанная на приспособлении к особенностям личности[64].
Представляется, что основной идеей мер социальной защиты является идея опасного состояния личности, выдвинутая, как известно, Э. Ферри. Известный советский правовед профессор А. А. Пионтковский еще в 1924 году указывал на наметившуюся в уголовном законодательстве тенденцию сближения наказания с мерами социальной защиты, с одной стороны, и все более широкое применение мер социальной защиты – с другой. Пределом этой тенденции развития является, по мнению А. А. Пионтковского, полная замена «вины» как основания уголовно-правового принуждения «опасным состоянием» и полное отмирание наказания и замена его мерами социальной защиты как единственной формы уголовно-правового принуждения[65].
Профессор Е. Б. Пашуканис высказывался по этому вопросу в еще более откровенной форме: «… превратить наказание из возмездия и воздаяния в целесообразную меру защиты общества и исправления данной социально-опасной личности – это значит разрешить громадную организационную задачу, которая не только лежит вне чисто судебной деятельности, но, по существу, при ее успешном выполнении делает излишним судебные процессы и судебные приговоры…»[66].
Юридический (догматический) анализ УК РСФСР 1926 года позволяет сделать вывод о том, что меры социальной защиты конструировались, исходя из опасного состояния личности преступника, а не из его виновности. При этом отмеченный закон делает различие между опасностью человека патологического (болезненного) свойства и опасностью, вызванной преступной его волей.
Основные начала уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик 1924 года разделяли родовое понятие «меры социальной защиты» на три вида: 1) меры судебно-исправительного характера; 2) меры медицинского характера; 3) меры медико-педагогического характера[67].
Меры судебно-исправительного характера по своей юридической сущности ничем принципиально не отличались от наказания. Все они без исключения известны истории уголовного наказания, включая и такие его виды, как объявление врагом трудящихся с лишением гражданства и изгнанием из пределов Союза ССР навсегда[68].
Отличительная особенность рассматриваемых мер состоит прежде всего в масштабе их возможного применения. Так, например, ст. 22 Основных начал уголовного законодательства СССР и союзных республик 1924 года допускала возможным удаление из пределов союзной республики или из пределов отдельной местности с поселением в тех или иных местностях в отношении лиц, признанных по своей преступной деятельности или по связи с преступной средой в данной местности социально опасными[69].
Что касается мер медико-педагогического характера в рассматриваемый период (30-е гг.), то к ним относились: а) отдача несовершеннолетних на попечение родителям, родственникам или другим лицам, учреждениям и организациям; б) помещение в специальные заведения
