Лишь любовь разобьет тебе сердце - [47]

– Наверное, да, – отвечаю я, пожимая плечами.

– А друзьям своим ты уже рассказала?

Я хмурю брови.

– Объявлений пока не делала.

Точно можно сказать одно: в соцсетях эта информация не появится.

– Встречаться с кем-то теперь такая морока, – задумчиво говорит мама.

– Ничего страшного. У нас все хорошо, – отзываюсь я, имея в виду, что у меня все хорошо. После смерти Мики маме всегда интересно, все ли у меня хорошо.

Наши с мамой взгляды встречаются в зеркале.

– Ты никогда другого и не говорила.

Потом она улыбается:

– Ну, нам нужно будет в ближайшее время пригласить его на ужин.

Если я думала, что трудно будет рассказать обо всем маме, то оказалось, что Либби рассказать практически невозможно. Сначала она решила, что я шучу, и хохотала до упаду, аж хрюкала. Потом, поняв, что я не шучу и Дре тоже, Либби расстроилась, что Дре обо всем узнала первой, и сказала, что нам надо с этим всем разобраться. И уже потом, когда я наговорила ей достаточно приятностей, она поворачивается и смотрит на меня широко раскрытыми глазами:

– Ты серьезно?

– Серьезно, – говорю я, и в глазах моих вызов. Я хочу, чтобы она сказала что-нибудь еще. Она откидывается назад на кровати.

– А он ничего, – медленно произносит она. – По-моему. Такой долговязый, странноватый.

– Я думаю, он очень симпатичный, – говорю я и удивляюсь тому, сколько в этих словах стремления перейти к агрессивной обороне.

– И это самое главное, – авторитетно заявляет Дре.

– Боже мой, а что вы собираетесь в школе делать? – спрашивает Либби. – Вы что, будете… обжиматься везде по углам?

– Точно не будем, – отвечаю я, ужаснувшись самой идее. – Будем вести себя как… нормальные люди.

– То есть вообще не разговаривать друг с другом? Потому что именно этим мы все обычно занимаемся в школе.

Я закусываю губу.

– Все будет хорошо.

– Интересно, что скажут все остальные, – тихо говорит Либби, как бы про себя.

Я уже раскрываю рот, чтобы ответить, но не успеваю, потому что Дре сжимает мне ладонь:

– Да кому какое дело? Это Рейко. Наша лучшая подружка. Нам все равно, что скажут другие.

– Ну, это само собой, – говорит Либби таким тоном, будто ей и в голову не приходило, что подумают другие.

– Если мы будем вести себя так, будто все в норме, так оно и будет, – продолжает Дре.

Либби фыркает от смеха.

– Либби!

– Ну, как скажете, – говорит Либби, а потом переворачивается и пихает меня ногой. – А что, Сет классно целуется?

Глава 34 Лето

УЧЕБНЫЙ ГОД НАЧИНАЕТСЯ на следующей неделе, так что у меня остается всего несколько дней, чтобы помириться с Сетом. В школе и так будет теперь непросто и безо всех этих странностей между нами. Если я хочу быть уверенной в нем, мне необходимо быть уверенной в нас как паре.

Мне нужно сделать какой-то широкий жест. Он любит широкие жесты. «У меня для тебя сюрприз, – пишу ему я. – Будешь готов через час?» У нас как будто бы снова пикник в динозавре, но на сей раз сюрприз готовлю я. Когда я рассказала Дре и Либби о том пикнике в голове тираннозавра рекса, они обе растаяли.

– О боже мой, да это же самое милое свидание на свете, – закудахтала Либби.

– И ты его кинула ради той вечеринки на стадионе? – спросила Дре, скосив на меня глаза.

– Но это же ты мне сказала, что я не могу не прийти на главную вечеринку лета! – возражала я.

– Я же тогда не знала, что ты собираешься на самое романтичное и креативное свидание всех времен и народов, – ответила она.

– К тому же «что же это за главная вечеринка лета, если на ней не было бы меня»? – в шутку цитирует меня Либби. – Я вас умоляю.

Она перевернулась на живот на моей кровати.

– Кто бы мог подумать, что Сет Роджерс такой романтик?

«Я! – захотелось крикнуть мне. – Я это знала!» Я знала, и все равно все испортила. И вот я собираюсь все исправить.

Сет отвечает на мое СМС «о'кей», но мне и одного этого слова за глаза хватает. В нашем распоряжении весь день. Целый день на приключение. Целый день на то, чтобы окончательно помириться. В машине он молчит, но чем ближе мы подъезжаем к пункту назначения, тем сильнее загораются его глаза.

– Мы что, поднимемся по канатке?

Я широко ему улыбаюсь.

– Я помню, ты говорил, что хотел бы, но так и не поднимался ни разу.

В ответ он расплывается в улыбке, но потом, будто обо всем вспомнив – ну, о том, что сейчас еще полагается злиться на меня, – поспешно прячет ее. На губах остается лишь ее след, но видно, что он рад, даже притом, что не улыбается.

– У тебя хорошая память, – говорит он.

– Я помню о том, что тебе нравится, – говорю я. Потому что так и есть. Я его знаю. Я знаю его.

Покупаю билеты нам обоим. Канатная дорога из долины ведет на две с половиной мили вверх в горы. Судя по всему, это самая большая подвесная канатная дорога в мире. По крайней мере, так написано на информационном табло.

– Сама большая подвесная канатная дорога в мире! – говорю я, толкая Сета локтем. – Ну же, это же так впечатляет!

Он пожимает плечами:

– Наверное.

Я снова пихаю его, но руку не убираю.

– Уверена, что ты в восторге.

Его улыбка, постоянно играющая со мной в прятки, снова у него на губах.

– Ладно, – говорит он. – Это очень клево.

И это правда. Мы как будто внутри медленно вращающегося стеклянного шара с фигурками и падающим снегом внутри. Мы поднимаемся вверх, и мир меняется перед нашими глазами. Кактусы сменяются вечнозелеными деревьями, желтые пески пустыни уступают место каменистым горным пейзажам, усеянным мокрой землей и пятнами зеленой травы.