Лишь любовь разобьет тебе сердце - [35]

Сет протягивает мне сладость, как букет. Сладкий липкий запах смешивается с ароматами попкорна, хот-догов и человеческого пота. Я едва не впадаю в панику, чувствуя, что попала в ловушку.

– Ты что, не хочешь попробовать сахарную вату? – спрашивает Сет.

Не желая его разочаровывать, отрываю щепотку. Мягкая и воздушная вата начинает таять прямо у меня в руке и превращается в сахарную корку, и тогда я кладу весь кусок себе в рот. Он такой липкий и сладкий, что я боюсь, как бы меня не вырвало. И тает эта вата не так быстро, поэтому я начинаю усиленно жевать, пока вся она не пропадает. Но даже тогда она не исчезает бесследно. Мой язык покрыт сахарным ворсом.

– Хочешь чего-то еще? – спрашивает Сет, как будто это я с самого начала просила его купить сахарную вату. – Попкорн? Хот-дог? Мороженое?

А я хочу только одного: оказаться сейчас в пустыне, где можно вдыхать только запах неба, звезд и песка. Или даже у себя на заднем дворе, или в собственной машине. Я хочу быть где угодно, только не на ярмарке, где у нас что-то вроде свидания с Сетом, потому что впервые за все время нашего знакомства чувствую, что совершенно не контролирую ситуацию. Не знаю, что случится дальше, и мне это совсем не нравится.

Я делаю глубокий вдох, снова вбирая в себя все ароматы ярмарки, и пытаюсь унять панику, угомонить сердце, выдавить улыбку. Я прижимаюсь к Сету и подталкиваю его плечом:

– Разве что только воды.

И если Сет и расстроен, что я не хочу попробовать что-нибудь из каждой палатки на ярмарке, он этого не показывает.

– А ты… не хочешь пойти на автодром? – спрашивает он все тем же полным надежды голосом.

– То есть ты действительно хочешь обойти всю эту… ярмарку?

Он смотрит на меня с искренним удивлением:

– Так разве не для этого мы сюда приехали?

Его слова меня расслабляют. Так вот для чего мы здесь. Ради ярмарочных аттракционов.

Я зациклилась на себе и выдумываю то, чего нет. Знаете такой тест: тебе показывают огромное чернильное пятно испрашивают, что ты видишь? И иногда ты видишь двух целующихся людей, или единорога, или что-то подобное. А иногда это просто чернильное пятно. Весь сегодняшний день я вижу то, чего нет: мне чудится единорог на месте огромного чернильного пятна.

– Пойдем на автодром, – говорю я.

И там на самом деле довольно весело. На арене, кроме нас никого, и мы врезаемся друг в друга снова и снова. Не знаю, что в этом такого веселого, но тем не менее. Я наклоняюсь над маленьким рулем маленькой машинки и так сильно смеюсь, что едва успеваю набрать дыхания в легкие. Когда наше время выходит, мы, спотыкаясь, выходим с автодрома. У нас дрожат ноги. Для равновесия я беру Сета под руку, и в этом нет ничего странного.

– Что дальше? – спрашивает он.

Я улыбаюсь ему и говорю:

– Что захочешь.

И я действительно так думаю. Вдруг мне удастся загладить свою вину за его день рождения и сделать сегодняшний день его днем?

– Как насчет…

Сет делает паузу, как будто раздумывает, но я точно знаю, что он все уже решил.

– …чертова колеса?

– Давай. Если тебе хочется.

– Да, правда хочется.

И улыбается. Во весь рот. И у меня невольно начинают болеть щеки.

Глава 24 Лето

МЫ ПОДНИМАЕМСЯ ВСЕ выше и выше, и наше ярко-желтое кресло скрипит на ветру. Люди под нами постепенно съеживаются до размера кукол, а потом становятся и того меньше. Наверху царит безмятежность. Мы молчим, и это замечательно. Так хорошо молчать рядом с Сетом. Я чувствую, что сегодня, сидя рядом с ним, могу молчать, а это такая редкость. Такое же чувство у меня возникает только в присутствии Мики.

– Рей, – нарушает молчание Сет, и то, как он произносит одно мое имя, уже заставляет меня сжаться изнутри.

– Что?

– Я должен тебе кое-что сказать.

Сердце норовит выпрыгнуть у меня из груди. Жаль, что я сейчас не в солнечных очках. Как бы он не заметил страх у меня в глазах.

– Возможно, ты догадываешься, что я хочу сказать.

В голосе Сета слышны и безропотность, и надежда. О нет, прошу тебя, не говори того, что я, по-твоему, и так знаю, пожалуйста, давай оставим все как есть, прошу тебя…

– Ты мне нравишься. По-настоящему нравишься.

Он умолкает, и у меня пересыхает во рту.

– Я не могу больше быть тебе просто другом. Или приятелем по ночным вылазкам. Или кем там еще мы друг для друга, черт возьми, являемся.

Колесо обозрения уже по пути вниз, и мое сердце тоже. Наша кабинка качается высоко над землей, и из нее никуда не деться. Я смотрю вниз и обдумываю план побега. Думаю, пережить падение с такой высоты я смогу.

– Рей.

Сет подвигается ко мне, и из-за этого наше кресло начинает раскачиваться еще сильнее.

– Хватит!

Я не знаю, что имею в виду: хватит качаться или хватит со мной говорить? А может, и то и другое.

– Рей, – снова говорит он, и голос его так тих, что ветер уносит его вдаль вместе с моим именем.

Я смотрю, как оно трепещет на земле, и надеюсь, что на него никто не наступит.

Чертово колесо со скрипом останавливается и впускает на борт кого-то еще.

– Глядя на тебя, можно подумать, что тебя сейчас вырвет.

– Я… я просто перевариваю услышанное, – выдавливаю я из себя. – Дай мне минутку.

Сосредотачиваюсь на дыхании: вдох-выход, вдох-выдох. Не понимаю, почему испытала такой шок. На каком-то уровне я это чувствовала (разумеется!) и не препятствовала этой симпатии. Даже после катастрофы на пикнике внутри динозавра я все же приняла приглашение на ярмарку и осталась здесь, даже притом что все это походило на свидание. Я будто бы потянула за одну ниточку на свитере, но вместо того, чтобы убрать одну лишнюю ниточку, я дернула слишком сильно и весь свитер распустился у меня в руках. И то, что раньше было вещью, превратилось в огромную кучу спутанной пряжи.