Лишь - [18]

И не успел он закончить, как Роберт взглянул на него со своего стула и все увидел.

Вот каково это – жить с гением.

На обратном пути метро Мехико теряет добрую половину своего шарма благодаря выросшему вдвое потоку людей, а послеобеденная жара очень некстати усиливает приставший к Лишь запах рыбы и арахиса. По дороге в отель им попадается «Фармасиас Симиларес», и организатор говорит, что догонит их через минуту. Они прибывают в «Обезьяний дворец» (скворцов нигде не видно), и Лишь откланивается, но Артуро его не отпускает. Американец должен попробовать мескаль, настаивает он, этот напиток изменит его творчество, возможно всю его жизнь. Какие-то писатели составят им компанию. Лишь твердит, что у него болит голова, но его голос тонет в грохоте стройки. В лучах вечернего солнца появляется организатор с широченной улыбкой на лице и белым пакетом в руках. Лишь дает себя уговорить. Вкус у мескаля такой, будто кто-то потушил в рюмке окурок. Его закусывают, сообщают ему, долькой апельсина, обсыпанной жареными личинками. «Вы что, смеетесь?» – говорит Лишь, но они не смеются. Тут тоже всё на полном серьезе. Шесть раундов мескаля спустя Лишь спрашивает Артуро о своем выступлении, до которого осталось два дня. Артуро, несмотря на обильные возлияния, отвечает ему все тем же минорным тоном: «Да, к сожалению, завтра весь фестиваль тоже на испанском. Может быть, я отвезу вас в Теотиуакан?» Лишь понятия не имеет, о чем речь, но соглашается и продолжает расспросы. Он будет на сцене один или предполагается что-то вроде панельной дискуссии?

– Мы рассчитываем на дискуссию, – отвечает Артуро. – С вами будет ваш друг.

Лишь спрашивает, кто же его собеседник: какой-нибудь профессор или, быть может, собрат по перу?

– Нет-нет, это ваш друг, – настаивает Артуро. – Мэриан Браунберн.

– Мэриан? Его жена? Она здесь?

– Sí. Прилетает завтра вечером.

Лишь пытается привести в порядок мятущиеся мысли. Мэриан. «Позаботься о моем Роберте». Это было последнее, что она ему сказала. Но она же не знала, что Лишь его уведет. Роберт держал Лишь в стороне от развода, нашел хижину на Вулкан-степс, и Лишь с Мэриан больше никогда не встречались. Сколько ей сейчас, лет семьдесят? Долгожданная возможность высказать все, что она думает об Артуре Лишь.

– Послушайте, никак-никак-никак нельзя, чтобы мы были на одной сцене! Мы не виделись почти тридцать лет.

– Сеньор Бандербандер сказал, что для вас это будет приятный сюрприз.

Лишь отвечает что-то невпопад. Ясно одно: его обманом заманили в Мексику, на сцену преступления, для публичной экзекуции с Мэриан Браунберн в роли палача. Попранная женщина с микрофоном. Должно быть, вот что ждет геев в аду. В гостиницу он возвращается пьяный, а за ним шлейфом тянется запах личинок и табака.

В шесть часов утра, как и было условлено, Артура Лишь поднимают с постели, накачивают крепким кофе и сажают в черный микроавтобус с тонированными стеклами; там его поджидает Артуро с двумя новыми друзьями, которые, судя по всему, вообще не говорят по-английски. В надежде предотвратить катастрофу Лишь ищет глазами организатора, но того нигде не видно. Все это происходит в предрассветной мгле Мехико под звуки пробуждающихся птиц и тележек с уличной едой. Артуро нанял нового гида (очевидно, за счет фестиваля) – невысокого подтянутого мужчину с седой копной волос и очками в проволочной оправе. Его зовут Фернандо, и он преподает историю в университете. Фернандо заводит разговор о красотах столицы и спрашивает, не хотел бы Лишь осмотреть их после Теотиуакана (до сих пор окутанного тайной). Есть, к примеру, дома-близнецы Диего Риверы и Фриды Кало, окруженные забором из кактусов без колючек. Артур Лишь кивает и говорит, что этим утром и сам чувствует себя кактусом без колючек.

– Простите? – переспрашивает гид. Да, говорит Лишь, да, он бы на это посмотрел.

– К сожалению, дома закрыты, там готовится новая выставка.

Есть также дом архитектора Луиса Баррагана, где царит монастырская таинственность, где низкие потолки сменяются высокими сводами, где сон гостей оберегают Мадонны, а в хозяйской гардеробной на стене распятый Христос без креста. Звучит сиротливо, говорит Лишь, но он бы и на это посмотрел.

– Да, но… его дом тоже закрыт.

– Фернандо, прекратите травить мне душу, – говорит Лишь, но гид его не понимает и переходит к описанию Национального музея антропологии, лучшего музея Мехико, где можно бродить сутками, а то и неделями, но под его руководством они уложились бы в каких-нибудь полдня. Они уже явно покинули столицу: вместо парков и особняков за окнами мелькают бетонные бараки обманчиво веселых леденцовых тонов. Вскоре им встречается указатель: Teotihuacán y pirámides[27]. Нельзя приехать в Мехико и не зайти в музей антропологии, настаивает Фернандо.

– Но он закрыт, – предполагает Лишь.

– По понедельникам, к сожалению, да.

Они проезжают по аллее, обсаженной агавой, сворачивают – и в лучах рассвета перед ними предстает колоссальное сооружение, разлинованное сине-зелеными полосками теней: Пирамида Солнца. «На самом деле это не Пирамида Солнца, – сообщает Фернандо. – Это ацтеки ее так назвали. Скорее всего, это была Пирамида Дождя. Нам почти ничего не известно о народе, который ее построил. К приходу ацтеков город пустовал уже долгое время. Мы полагаем, что жители сами его сожгли». Прохладно-голубой призрак исчезнувшей цивилизации. За утро они успевают подняться на массивные пирамиды Солнца и Луны и прогуляться по Тропе Мертвых («На самом деле это не Тропа Мертвых, – сообщает Фернандо, – и не Пирамида Луны»), представляя, как выглядели покрытые фресками стены, полы и крыши древнего города, тянувшегося на много миль, где когда-то жили сотни тысяч людей, о которых мы не знаем ничего. Даже имен. Лишь представляет жреца в павлиньих перьях, который, подобно звезде мюзикла или дрэг-шоу, спускается, расставив руки, под звуки игры на морских раковинах по ступеням пирамиды, на вершине которой стоит Мэриан Браунберн, сжимая в кулаке пульсирующее сердце Артура Лишь.