Лишь - [15]

– «Как-то раз вы упали в углеспускную печь», – декламирует организатор. – Припоминаете?

– Я не… – говорит Артур.

– Вы уже видели здешние farmacias[19]?

– Я…

– О, сходите обязательно, тут одна прямо за углом. «Фармасиас Симиларес». Непатентованные лекарства. Из-за них-то я и провожу этот фестиваль в Мексике. У вас рецепты с собой? Здесь все гораздо дешевле. – Проследив за его взглядом, Лишь замечает аптечную вывеску; в этот самый момент низенькая круглая женщина в белом халате раздвигает решетку у входной двери. – «Клонопин», «Лексапро», «Ативан», – мурлычет его собеседник. – Но в первую очередь я езжу сюда за виагрой.

– Я не…

Организатор расплывается в кошачьей улыбке.

– В нашем возрасте нужны резервы. Я припас одну пачку на вечер, завтра отрапортую. – Приставив к паху кулак, он выбрасывает вперед большой палец.

Сверху над ними хихикает скворцовый регтайм-бэнд.

– Сеньор Лишь, сеньор Бандербандер. – Это Артуро; на нем та же одежда, что и вчера, и та же прискорбная мина. – Вы готовы?

– Вы едете с нами? – изумленно спрашивает Лишь. – Разве вам не нужно на конференцию?

– Панели у нас – просто шик! – признается организатор, положив руку на грудь. – Но я на них никогда не хожу. Видите ли, я не говорю по-испански.

Он уже бывал в Мексике? Да.

Артур Лишь ездил в Мексику почти тридцать лет назад – на видавшем виды белом «БМВ» с магнитолой «Стерео 8» и двумя аудиокассетами, где в багажнике валялась пара наскоро собранных чемоданов, под запасным колесом были приклеены пакетики с марихуаной и мескалином[20], а водитель рассекал по дорогам Калифорнии, будто скрывался от закона. Тот водитель: поэт Роберт Браунберн. Рано утром юного Лишь разбудил телефонный звонок: Роберт велел ему собрать вещи на три дня, а уже через час был у его подъезда и нетерпеливо махал рукой. Как это понимать? Просто причуда. Со временем Лишь к ним привыкнет, но тогда они были знакомы всего месяц; приглашения сходить куда-нибудь выпить переросли в свидания в гостиничных номерах, а теперь вдруг это. Спонтанная поездка в Мексику: лучшее приключение за всю его молодую жизнь. Они неслись сквозь миндальные рощи Центральной Калифорнии под рев Роберта поверх рева мотора; они ехали под музыку, а когда кассета заканчивалась, ехали в тишине; они останавливались в дубравах, где Роберт целовал его до слез. Лишь не знал, что и думать. Уже потом ему пришло в голову, что Роберт был под чем-то; видно, его угостили амфетаминами у Русской реки. Так или иначе, ему Роберт не предлагал ничего забористее косяка. Счастливый, и взвинченный, и забавный, все двенадцать часов от Сан-Франциско до Сан-Исидро, где пролегает мексиканская граница, Роберт вел машину почти без остановок, а потом еще два часа через Тихуану и вдоль побережья от Росарито до Энсенады, где у них на глазах посреди океана разгорелся пожаром и угас до неоново-розовой полоски закат. В отеле Роберта хлопнули по плечу и вручили им по стопке текилы. Весь уикенд они курили и занимались любовью, покидая душный номер только ради мескалиновой прогулки по пляжу и чтобы перекусить. Под окнами пели мариачи, без конца исполняя одну и ту же песню, которую вскоре выучил даже Лишь. Он подпевал их причитаниям, а Роберт курил и смеялся.

Yo se bien que estoy afuera

Pero el día que yo me muera

Se que tendras que llorar

(Llorar y llorar, llorar y llorar)

Да, сейчас мы не вместе,

Но, когда меня не станет,

Я знаю, плакать будешь ты.

(Плакать и плакать, плакать и плакать.)[21]

Утром в воскресенье они распрощались с персоналом отеля и в такой же бешеной спешке покатили обратно. Одиннадцать часов спустя машина остановилась у его подъезда, и, как в тумане, юный Лишь побрел к себе в квартиру, чтобы перед работой немного поспать. Он был на седьмом небе и по уши влюблен. И только потом вспомнил, что за всю поездку так и не спросил о главном: «Где твоя жена?» – поэтому, чтобы ненароком не сболтнуть лишнего, решил не упоминать об этом скандальном уикенде в кругу Робертовых друзей. И так привык хранить тайну, что даже годы спустя, когда это потеряло всякий смысл, на вопрос, бывал ли он в Мексике, Артур Лишь неизменно отвечает: нет.

Тур по городу начинается с поездки на метро. Как ни странно, вместо подземелья с ацтекской мозаикой Лишь попадает в точную копию своей начальной школы в Делавэре: те же цветные ограждения и плиточные полы, та же простенькая палитра из желтого, синего и оранжевого, та же наигранная веселость шестидесятых, что живет в памяти нашего любимчика учителей. Кто выписал из Америки бывшего школьного директора проектировать метро по сновидениям Артура Лишь? Под взглядами полицейских в красных беретах, столь многочисленных, что хватило бы на две футбольные команды, Лишь скармливает билетик автомату, как это сделал Артуро.

– Сеньор Лишь, вот наш поезд.

По однорельсовому пути к ним подъезжает игрушечный поезд на резиновых шинах. Лишь заходит в вагон и берется за холодный металлический поручень. Он спрашивает, куда они едут, и Артуро отвечает: «До “Цветка”». Лишь уже начинает думать, что и впрямь попал в сон, как вдруг замечает у себя над головой карту, где каждая станция отмечена особым символом. Они и в самом деле держат путь на «Цветок». А там пересаживаются на поезд до «Могилы». До чего символична жизнь. Когда открываются двери, стоящая позади дама деликатно подталкивает его в спину, и через секунду толпа плавно выносит его на платформу. Станция: еще одна школа, на этот раз – в ярко-синих тонах. Вслед за Артуро и организатором он идет по выложенным плиткой переходам и, вынырнув из толпы, оказывается на эскалаторе, несущем его навстречу квадратику аквамаринового неба… а потом выходит на огромную городскую площадь. Повсюду каменные фасады, слегка накренившиеся под многовековым слоем грязи. Почему он всегда думал, что Мехико похож на Финикс туманным днем? Почему никто не предупредил его, что он попадет в Мадрид?