Лис, который раскрашивал зори - [2]

По венам города, от дома к дому, сквозь кварталы и слои текла ликра − жидкость, которая была в теле каждого: механоидов, таких, как сам Ройри или отказавший ему клерк, големов, которых на улицах Девятой Горы было очень и очень много, и каждого механизма, который участвовал в жизни полиса. Ликра единой пластичной сетью связывала всех, кто жил в Девятой Горе. Ликра играла музыку.

Задумавшись об этом, Ройри посмотрел на своё запястье. На нём был ликровый клапан, с помощью которого он мог бы присоединиться к любому ликровому кварталу города и услышать то, что дом позволил бы ему. Это был ключ к бесконечной музыке.

Девятая Гора потребляла музыку также, как печка жрёт уголь. В этом городе были порваны миллионы струн, вышли из строя тысячи и тысячи инструментов. На улицах в полисе играть было не принято, и назначений на это не давали.

Музыку слушали через ликру. Ройри бросил взгляд через плечо, − на улице, которую он только что покинул был с десяток кафе. Значит, там играло, как минимум три коллектива, и музыку их ликра проносила через весь город. Если бы Ройри сунул сейчас запястье в ближайшую ликровую заводь, то и он услышал бы её. По венам этого города она текла − вечная, неисчерпаемая, яркая и бесконечно горькая музыка. Музыка, которую ели.

На улицах было тесно. Прохожие держались почти за руки. Проходя друг мимо друга они привычным, ставшим совсем автоматическим, движением соприкасались запястьями, оставаясь, таким образом, в неразрывной ликровой связи. Они слушали музыку. Ройри тоже мог бы, но почти никогда так не делал.

Он любил Девятую Гору особенной любовью зависимого. Проходя по улицам, Ройри неизбежно слушал город во всём его многозвучии. Он слышал особенные мелодии его жизни, которые сплетались из шагов прохожих по асфальту: шелеста юбок, скрипа новых башмаков и шаркающей походки старых големов, гомона голосов, соприкосновения одежды и ликровых клапанов, шума транспорта − фырчащих паром трамваев, поднимающихся между слоями вверх лёгких платформ и карабкающихся по домам многоточечников, случайно упавший на мостовую зонт, открывшаяся в шумное заведение дверь − здесь уличная ссора, тут, − звон вендингого аппарата, в рожках фонарей с характерным шипением прогорает газ, освещая спешащих по своих делам жителей, мелкие големы, обслуживающие дома, чистят водостоки и фасады, шуршащим поветрием перемещаясь между открывающихся со щелчками окон, даже лисьи линии, которые многим казались беззвучными, на самом деле еле различимо гудят, создавая фон этому многоголосью.

Ройри уже помотало по миру, он был во многих крупных городах, и во всех он слышал эту неумолкающую песню города. И во всех городах мира она казалась ему кашеобразной, нестройной. Другие города звучали как расстроенные инструменты. В них у Ройри постоянно побаливала голова − он мучительно пытался выискать гармонию в их звучании. Специально он этого не делал, но и избавиться от этого стремления не могу.

Девятая Гора стал для него глотком чистого воздуха. Девятая Гора был звучащим инструментом. Нет, идеален он не был, но он играл свою песню. Причины этого особенного звучания Ройри не знал, быть может, оно крылось в том, что преимущественно здесь жили големы и механизмы. Чем больше рос город, чем больше он стремился в высоту, чем глубже въедался в стены безразличного камня, тем лучше он звучал.

Спустившись под мост над лисьими линиями, Ройри сел на камень и свесил вниз ноги, глядя на то, как бесконечным потоком плывут по воздуху однотипные разноцветные, но блёклые контейнеры.

Он хотел бы сыграть для города его собственную песню. Сделать так, чтобы Девятая Гора услышал то, как звучит. Он хотел развить, расцветить эту песню, как рассказать тревожную серую сказку, как рассказать ему о будущем и прошлом. Но город не слушал его. Город его отторгал.

Ройри в последнее время всё больше думал о том, чтобы напроситься на назначение в один из маленьких городов, в котором его до сих пор ждали в оркестре градообразующего предприятия. Место было тёплым, назначение − почти пожизненным. Мастер оркестра был его хорошим другом − не слишком умным или талантливым, но вдумчивым музыкантом, который держал своих подопечных в сытости и тепле, а оркестр − в полном порядке. Репертуар там почти не менялся. Ройри там всегда ждали.

Раньше он думал, что не приедет туда. Но время поджимало. Нужно было тратить на что-то последние деньги. И денег этих не хватит на инструмент, на свободное мастерство − тем более. Если оставаться в Девятой Горе, то нужно платить себе самому за еду и жильё. Потом, когда они кончатся через месяц − сходить на улице с ума, замерзая. Или можно было купить билет в один конец прочь из города. Туда, где ему были всегда рады. Туда, где ждали.

До завтра ещё можно было подумать… Ройри знал, что не купит билет.

− Вы любите мосты? − Ройри поглядел на механоида, который сел рядом с ним. Ему потребовалось некоторое время для того, чтобы, отвлекшись от собственных мыслей, осознать, что незнакомец обращается к нему. Музыкант ответил:

− Если вы желаете завести разговор, добрый господин, то стоит более ясно указывать своё намерение. Что же до мостов, то я никогда не думал о том, чтобы определить нравятся они мне или нет. Полагаю, я безразличен к ним.