Лирика - [31]

Сияющий здоровьем, жизнью, светом.

А мой убог – пред ним лишь дольный прах.

Но черных искр я ободрен приветом:

"Друзья! До встречи в благостных краях

Не в вашем мире горестном, а в этом!"

CCCXXIX

О час, о миг последнего свиданья,

О заговор враждебных мне светил!

О верный взор, что ты в себе таил

В минуту рокового расставанья?

Я твоего не разгадал молчанья.

О, до чего я легковерен был,

Решив, что часть блаженства сохранил!

Увы! рассеял ветер упованья.

Уже тогда была предрешена

Ее судьба, а значит – и моя,

Отсюда и печаль в прекрасном взоре;

Но очи мне застлала пелена,

Не дав увидеть то, что видел я,

О большем не подозревая горе.

CCCXXX

Прекрасный взор мне говорил, казалось:

"Меня ты больше не увидишь тут,

Как вдалеке твои шаги замрут,

Смотри, чтоб сердце после не терзалось".

Предчувствие, зачем ты отказалось

Поверить, что мучения грядут?

Значение прощальных тех минут

Не сразу, не тогда, потом сказалось.

Ее глаза безмолвные рекли

Моим: "Друзья, которых столько лет

Мы были вожделенное зерцало,

Нас небо ждет – совсем не рано, нет!

Мы вечную свободу обрели,

А вам, несчастным, жить еще немало".

CCCXXXIII

Идите к камню, жалобные строки,

Сокрывшему Любовь в ее расцвете,

Скажите ей (и с неба вам ответит,

Пусть в прахе тлеть велел ей рок жестокий),

Что листья лавра в горестном потоке

Ищу и собираю; листья эти

Последние следы ее на свете

Ведут меня и близят встречи сроки,

Что я о ней живой, о ней в могиле

Нет, о бессмертной! – повествую в муке,

Чтоб сохранить прелестный образ миру.

Скажите ей – пусть мне протянет руки

И призовет к своей небесной были

В мой смертный час, как только брошу лиру.

CCCXXXIV

Коль верности награда суждена

И горе не осталось без ответа,

Я жду награды: вера ярче света

И в мир, и в Донну мной соблюдена.

Мои желанья ведает она.

Они все те же, только не примета

Лицо иль слово – ей сказали это,

Но вся душа пред ней обнажена.

Следя с небес за мной, осиротелым,

Она себя являет нежным другом,

Вздыхая обо мне со мною вместе.

И верю, что, расставшись с бренным телом,

Я снова встречусь с ней и с нашим кругом

Воистину друзей Христа и чести.

CCCXXXV

Средь тысяч женщин лишь одна была,

Мне сердце поразившая незримо.

Лишь с облаком благого серафима

Она сравниться красотой могла.

Ее влекли небесные дела,

Вся суета земли скользила мимо.

Огнем и хладом тягостно палима,

Моя душа простерла к ней крыла.

Но тщетно – плоть меня обременяла;

Навеки Донну небеса призвали,

И ныне холод мне сжимает грудь:

Глаза – ее живой души зерцала,

О, для чего Владычица Печали

Сквозь вас нашла свой беспощадный путь?

CCCXXXVI

Я мыслию лелею непрестанной

Ее, чью тень отнять бессильна Лета,

И вижу вновь ее в красе расцвета,

Родной звезды восходом осиянной.

Как в первый день, душою обаянной

Ловлю в чертах застенчивость привета.

"Она жива, – кричу, – как в оны лета!"

И дара слов молю из уст желанной.

Порой молчит, порою… Сердцу дорог

Такой восторг!.. А после, как от хмеля

Очнувшийся, скажу: "Знай, обманула

Тебя мечта! В тысяча триста сорок

Осьмом году, в час первый, в день апреля

Шестый – меж нас блаженная уснула".

CCCXXXVII

Мой лавр любимый, ты, с кем не.сравнится

Благоуханной роскошью восток

И кем вчера по праву запад мог

Как редкой драгоценностью гордиться,

Любовь – твоя великая должница:

Красы и добродетели чертог,

Ты властно моего владыку влек

Под сенью благородной опуститься.

Тебя избрав навеки для гнезда

Высоких дум, – пылая, трепеща,

Я счастлив был, я в жизни знал блаженство.

Был мир тобою полон, и тогда,

Стократ украсить небеса ища,

Господь прибрал тебя, о совершенство!

CCCXXXVIII

Ты погасила, Смерть, мое светило,

Увял нездешней красоты цветок,

Обезоружен, слеп лихой стрелок,

Я тягостен себе, мне все постыло.

Честь изгнала, Добро ты потопила,

Скорблю один, хоть всех постигнул рок.

Растоптан целомудрия росток,

И что, какая мне поможет сила?

Мир пуст и дик. Земля и Небеса

Осиротевший род людской оплачут

Луг без цветов, без яхонта кольцо.

Кто понимал, что в ней – земли краса?

Лишь я один да Небеса, что прячут

От нас ее прекрасное лицо.

CCCXXXIX

С тех пор как небо мне глаза раскрыло

И подняли меня Амур и знанье,

Я видел сам, как в смертное созданье

Свой блеск вливало каждое светило.

Иные мне, бессмертные явило

Высокие обличья мирозданье,

Которых ни земное созерцанье,

Ни робкое сознанье не вместило.

Вот почему для той, что ныне Бога

Ко мне склоняет, все мои писанья

Из бездны бездн добыли так немного:

Перо не обгоняет дарованья,

И человек, чье зрение убого,

На солнце глядя, випит лишь сиянье.

CCCXL

Мой драгоценный, нежный мой оплот,

Который скрыла от меня могила

И благосклонно небо приютило,

Приди к тому, кто состраданья ждет.

Ты посещала сны мои, но вот

Меня и этой радости лишила.

Какая останавливает сила

Тебя7 Ведь гнев на небе не живет,

Что пищу на земле в чужих мученьях

И сердцу доброму несет подчас,

Тесня Амура в собственных владеньях.

Ты зришь меня, ты внемлешь скорбный глас,

Утешь – не наяву, так в сновиденьях,

Сойди ко мне, сойди еще хоть раз.

CCCXLI

Чья доброта на небо вознесла

Мою печаль и мой укор судьбине,

Чтобы моя владычица поныне

Являться мне во всей красе могла,

Исполнена душевного тепла

И кротости, чужда былой гордыни?

И, обретая силы в благостыне,

Я вновь живу – и жизнь моя светла.