Лирика - [3]
Шрифт
Интервал
Что-то смутное печалит душу мне:
то приснится, то забудется во сне,
словно древний аромат в моей душе,
исчезающий
в туманном мираже,
словно краски
осыпающихся роз,
словно горечь
от невыплаканных слез
о любви, что там,
на грани временной,
заблудилась
и не встретилась со мной…
Что-то смутное печалит душу мне:
то приснится, то забудется во сне…
Бессмертие
Не верю, что любовь твоя былая
исчезла — так бессильна и хрупка…
Ты вздрогнешь, книгу памяти листая,
когда прошелестят, с листов слетая,
стихи мои, как лепестки цветка.
Меня ты не забудешь. Светлой сказкой
вновь дни любви перед тобой пройдут
и растревожат душу прежней лаской,
не дав покрыться ей той тиной вязкой,
где лотосы забвения цветут.
Меня ты станешь видеть ежечасно
в неверных сумерках и на заре,
за вышиваньем сидя в день ненастный
на галерее, глядя, как бесстрастно
сплетает дождик нити на дворе.
И заточит тебя в воспоминанья
печаль неизлечимая моя…
Пределом твоего существованья,
немым укором твоего сознанья,
надгробьем вечным в сердце — стану я.
Молитва облаку
В склоненной шее лебедя — вопрос,
и весь он — тайна, белое виденье…
Но тайна облака бездонней — в рденье
закатных мук или рассветных грез.
В ночи — ты ворон, лебедь — утром рано,
ветров незримых зримый обелиск,
то солнца, то луны ты прячешь диск,
ты — парус, пена, волны океана…
Яви мне, облако, свою любовь
и в веру обрати мои сомненья,
душевный мрак смени на просветленье,
скорбь в радость претвори пусть на мгновенье,
хоть знаю: буря все отнимет вновь.
Ветру и морю
Слова мои бедны,
и ритма рвется нить:
у ветра и волны
хочу я в дар просить
желанной новизны —
у ветра и волны!
Лишь ветру и волне
вверяю я вполне
моих стихов начало.
(О море, спой же песню мне!)
Ночам с их влажной мглой,
порывам бури злой
и пенным гребням вала!
О ветер, верный друг
моих страстей и мук,
и ты, волна моя,
праматерь Бытия!
Поэзией полны
вой ветра, шум волны.
(О море, спой же песню мне!)
О море! Подари мне ты
стихи волшебной красоты,
добавь в них запах свой и соль
и убаюкай сердца боль!
Картина
Огромный парк
с беседками,
аллеями
и тайнами.
Зеленый пруд
как зеркало.
Лебеди
стаей.
Замок
с привиденьями,
легендами,
преданьями.
Принцесса.
Отраженье
ее в воде
зеркальной.
И моя фантазия
мерцает, как звезда,
над замком, где принцесса
в парке, у пруда.
Осень пришла
Как я люблю покой
моих непраздных дней
и радости уединенья…
Веселой канарейки
все сильней
заливистое пенье.
Как воздух свеж
и густо напоен
древесным ароматом!
Неба просинь
в окно мне льется…
Буен и хмелен
снег тубероз,
предчувствующих осень.
Уже посеребрила седина
вершины гор.
И в серой дымке зыбкой
все тает.
Но, беспечна и нежна,
природа
с просветленною улыбкой
свой неизменный завершает круг.
И солнце,
нас лучами обещанья
пригрев,
бледнеет, словно старый друг
в минуту неизбежного прощанья.
Как прелесть запоздалая грустна
растений и цветов!
Они устали!
«Я осень, осень, —
шепчет нам она, —
я преисполнена благой печали…
Сменила лето я.
В соблазнах женской плоти
тебе не станет больше мниться рай.
Пришел черед
таинственной работе
ума.
Теперь молчи и размышляй».
В ультрафиолетовых тонах
Есть проблемы —
прозрачнее лунного света,
есть другие —
апрельского утра ясней…
Свет проблемы моей,
пробиваясь, теряется где-то:
и не то что она неясна,
просто эта
ясность
гораздо сложней.
Эту ясность постигнет лишь острое зренье
проницательных глаз,
глаз, умеющих распознавать
то предчувствие света,
тот намек на его зарожденье,
что дрожит на востоке,
перед тем как начнет рассветать.
Давайте любить!
Если не знает никто, почему улыбаемся мы,
и не знает никто, отчего мы рыдаем,
если не знает никто, зачем рождаемся мы,
и не знает никто, зачем умираем,
если мы движемся к бездне, где перестанем быть,
если ночь перед нами нема и безгласна…
Давайте, давайте, по крайней мере, любить!
Быть может, хоть это не будет напрасно.
Мы квиты
Жизнь! Я тебя прославляю,
свой путь завершая земной:
ложных надежд не питал я,
был труд не напрасен мой,
и муки, что ты посылала,
были заслужены мной.
И вижу я после долгих
лет трудов и борьбы,
что сам всегда я был зодчим
своей нелегкой судьбы.
Ты чашу то с медом, то с желчью
давала мне выпить до дна:
но разве душа не бывала
то медом, то желчью полна?
А если сажал я розы —
все розы цвели, как одна.
И пусть зима приходила,
губя мой цветущий рай, —
но ты ведь не говорила,
что вечным быть должен май!
Много ночей проводил я,
судьбу за жестокость кляня:
счастливых ночей не сулила
ты мне, свою тайну храня…
Но были счастливые ночи —
были и у меня!
Любил я и был любимым,
мне солнце дарила весна.
Жизнь! Мы квиты с тобою!
Ты мне ничего не должна!
Не знает каштан, что он носит каштана названье,
но лишь приближается время его созреванья,
нам дарит каштан с ароматом осенним плоды.
И солнцу неведомо, как оно прозвано нами,
но свет и тепло нам дает его жаркое пламя,
и меркнет с ним рядом сиянье ярчайшей звезды.
Никто не любуется розой, расцветшей в пустыне,
но роза бутон раскрывает свой в дерзкой гордыне,
чтоб миру явить непреложный закон бытия.
Никто на дорожной обочине зерен не сеет,
но колос и там вырастает, желтеет, и спеет,
и кормит в священном молчанье зерном воробья.
О, сколько, о, сколько стихов мной задумано было!
И сколько в них было любви и душевного пыла…
Но их, не написанных мною, увы, не прочтут!