Лирика - [17]

Вдруг словно бы меняются ролями.

Стареет внешность: яркие черты

Стирает время властно и жестоко,

Тогда как у духовной красоты

Нет ни морщин, ни возраста, ни срока.

И сквозь туман, как звездочка в тиши,

Она горит и вечно улыбается.

И кто откроет красоту души,

Тот, честное же слово, не закается!

Ведь озарен красивою душой,

И сам он вечным расплеснется маем!

Вот жаль, что эту истину порой

Мы все же слишком поздно понимаем.

1975

Распростилась, и все…

Распростилась, и все. Никаких вестей!

Вдруг ушла и оставила мне тоску.

И она, будто волк, у моих дверей

Смотрит в небо и воет все «у‑у» да «у‑у‑у».

Кто наивен и сразу навек влюблен,

Стал бы, мучась, наверное, подвывать.

Я ж в людских ненадежностях закален.

И меня, вероятно, непросто взять.

Нет, тоска, не стремись застудить мечту!

И чтоб ты не копалась в моей судьбе,

Я веселые строки тебе прочту

И само озорство пропою тебе.

Ты смутишься, ты хвост трусовато спрячешь

И отпрыгнешь, сердясь, от моих дверей.

Нет, со мной ты уже никогда не сладишь.

Отправляйся-ка лучше обратно к ней!

Ведь она ж безнадежно убеждена

В том, что ей абсолютно и все простится

И что, как ни держала б себя она,

Я – при ней. И всегда приползу мириться.

И теперь вот, когда, торжество тая,

Будет ждать она гордо подобной встречи,

Все случится не так: а приду не я,

А придет к ней тоска в одинокий вечер.

И уж ей-то тоски не суметь пресечь.

Гневно встанет и вдруг, не сдержавшись,

всхлипнет.

Что ж, не зря говорят: «Кто поднимет меч,

Тот потом от меча от того и погибнет!»

1975

Лучший совет

Почувствовав неправою себя,

Она вскипела бурно и спесиво,

Пошла шуметь, мне нервы теребя,

И через час, все светлое губя,

Мы с ней дошли едва ль не до разрыва.

И было столько недостойных слов,

Тяжеловесных, будто носороги,

Что я воскликнул: – Это не любовь! –

И зашагал сурово по дороге.

Иду, решая: нужен иль не нужен?

А сам в окрестной красоте тону:

За рощей вечер, отходя ко сну,

Готовит свой неторопливый ужин.

Как одинокий старый холостяк,

Быть может зло познавший от подруги,

Присев на холм, небрежно, кое-как

Он расставляет блюда по округе:

Река в кустах сверкнула, как селедка,

В бокал пруда налит вишневый сок,

И, как «глазунья», солнечный желток

Пылает на небесной сковородке.

И я спросил у вечера: – Скажи,

Как поступить мне с милою моею?

– А ты ее изменой накажи! –

Ответил вечер, хмуро багровея. –

И вот, когда любимая заплачет,

Обидных слез не в силах удержать,

Увидишь сам тогда, что это значит –

Изменой злою женщину терзать!

Иду вперед, не успокоив душу,

А мимо мчится, развивая прыть,

Гуляка-ветер. Я кричу: – Послушай!

Скажи мне, друг, как с милой поступить?

Ты всюду был, ты знаешь все на свете,

Не то что я – скромняга-человек.

– А ты ее надуй! – ответил ветер. –

Да похитрей, чтоб помнила весь век.

И вот, когда любимая заплачет,

Тоскливых слез не в силах удержать,

Тогда увидишь сам, что это значит –

Обманным словом женщину терзать!

Вдали, серьгами царственно качая,

Как в пламени, рябина у реки.

– Красавица, – сказал я. – Помоги!

Как поступить мне с милою, не знаю.

В ответ рябина словно просияла.

– А ты ее возьми и обними!

И зла не поминай, – она сказала. –

Ведь женщина есть женщина. Пойми!

Не спорь, не говори, что обижаешься,

А руки ей на плечи положи

И поцелуй… И ласково скажи…

А что сказать – и сам ты догадаешься.

И вот, когда любимая заплачет,

Счастливых слез не в силах удержать,

Тогда узнаешь сам, что это значит –

С любовью слово женщине сказать!

1976

«Прогрессивный» роман

Он смеялся сурово и свысока

И над тем, как держалась она несмело,

И над тем, что курить она не умела,

А пила лишь сухое, и то слегка.

И когда она кашляла, дым глотая,

Утирая слезу с покрасневших век,

Он вздыхал, улыбаясь: – Минувший век.

Надо быть современною, дорогая!

Почитая скабрез «прогрессивным делом»,

Был и в речи он истинным «молодцом»

И таким иногда громыхал словцом,

Что она от смущения багровела.

А на страх, на застенчивые слова

И надежду открыть золотые дали

Огорченно смеялся в ответ: – Видали?

До чего же наивная голова!

Отдохни от высоких своих идей.

И, чтоб жить хорошо посреди вселенной,

Сантименты, пожалуйста, сдай в музей.

Мы не дети, давай не смешить людей,

Будь хоть раз, ну, действительно современной!

Был «наставник» воистину боевой

И, как видно, сумел, убедил, добился.

А затем успокоился и… женился,

Но женился, увы, на совсем другой.

На какой? Да как раз на такой, которая

И суровой, и твердой была к нему.

На улыбки была далеко не скорая,

А строга – как боярыня в терему.

И пред ней, горделивой и чуть надменной,

Он сгибался едва ли не пополам…

Вот и верь «прогрессивным» теперь речам,

Вот и будь после этого «современной»!

1976

Колдовские травы

Хоть ты смеялась надо мной,

Но мне и это было мило.

Ни дать ни взять – дурман-травой

Меня ты втайне опоила.

Я не был глуп и понимал:

К твоей душе не достучаться.

Но все равно чего-то ждал –

С мечтой ведь просто не расстаться!

Нет, взгляды, что бросала ты,

Совсем не для меня светили.

И птицы счастья и мечты

С моими рядом не кружили.

Я все рассудком понимал,

Смотрел на горы и на реки,

Но будто спал, но будто спал,

Как зачарованный навеки.

И чуть ты бровью шевелила –

Я шел безгласно за тобой.

А ты смеялась: «Сон-травой

Тебя я насмерть опоила!»

Но и во сне и наяву,