Лионель Линкольн, или Осада Бостона - [7]

— Я еще очень мало знаю своихъ товарищей и не могу судить о нихъ вообще по одной этой сценѣ, сэръ Меритонъ, идите за мной. Я не боюсь заплутаться. Думаю, что дорогу мы найдемъ.

Меритонъ взялъ въ руки чемоданъ, который онъ все время несъ, но во время разговора поставилъ на землю, и оба уже хотѣли итти, какъ вдругъ юроднвый неуклюже пододвинулся къ офицеру и уставился на него, какъ будто желая всмотрѣться въ черты его лица и опредѣлить, заслуживаетъ ли онъ довѣрія.

— Джобъ проводитъ офицера къ мистриссъ Лечмеръ. — сказалъ онъ, — если офицеръ не позволитъ гренадерамъ схватить опять Джоба на обратномъ пути изъ Нордсъ-Энда.

— Ахъ, вотъ какъ! — засмѣялся офицеръ. — Дурачекъ идетъ на сдѣлку, ставитъ свои условія. Это очень умно. Хорошо, я согласенъ, но только прошу ни на какія могилы меня не водить, я не желаю любовагься на нихъ при лунномъ свѣтѣ, иначе я позову къ себѣ на помощь не только гренадеръ, но и легкую пѣхоту, и артиллерію, и всѣ роды оружія.

Съ этой шутливой угрозой офицеръ пошелъ за своимъ проворнымъ путеводителемъ, простившись съ услужливымъ хромымъ бостонцемъ, который долго кричалъ вслѣдъ юродивому, чтобы тотъ шелъ самой прямой дорогой. Молодой проводникъ шелъ такъ быстро, что офицеръ едва успѣвалъ окидывать бѣглымъ взтлядомъ узкія, извилистыя улицы, по которымъ они проходили. Однако, офицеръ успѣлъ замѣтить, что они идутъ черезъ самую грязную и плохо обстроенную часть города. Какъ онъ ни старался что-нибудь тутъ припомнить, не припоминалось ничего. Меритонъ шелъ сзади своего барина по пятамъ и все время жаловался, что дорога очень плохая, и что очень долго итти. Накенецъ, и самъ офицеръ сталъ сомнѣваться въ добросовѣстности проводника.

— Неужели у тебя ничего лучше не нашлось показать своему земляку, черезъ семнадцать лѣтъ возвращающемуся къ себѣ на родину? — воскликнулъ онъ. — Веди насъ улицами получше, если такія въ Бостонѣ имѣются.

Юродивый остановился на минуту и съ самымъ искреннимъ удивленіемъ поглядѣлъ на офицера, потомъ, не отвѣчая, перемѣнилъ дорогу и черезъ нѣсколько поворотовъ вступилъ въ такой узкій проходъ, что отъ одной до другой стѣны можно было достать руками. Офицеръ съ минуту колебался, входить ли ему въ этотъ проходъ, до такой степени онъ былъ теменъ и извилистъ, но потомъ рѣшился и послѣдовалъ за проводникомъ. Черезъ нѣсколько минутъ проходъ кончился, и они вышли на болѣе широкую улицу.

— Вотъ! — сказалъ Джобъ, съ торжествующимъ видомъ оглядываясь на пройденное ущелье. — Улица, на которой живетъ король, похожа ли на эту?

— Нѣтъ, ужъ берите ее себѣ, господа бостонцы… Его величество охотно вамъ ее уступитъ, — отвѣчалъ офицеръ.

— Мистриссъ Лечмеръ — знатная лэди, — продолжалъ юродивый, очевидно. придерживаясь своеобразнаго хода своихъ отрывочныхъ, несвязныхъ мыслей;- она ни за что не согласилась бы жить на этой улицѣ, хотя она шириной соответствуетъ узкой дорогѣ, ведущей на небо, какъ говоритъ старая Нэбъ. Я думаю, что по этой самой причинѣ она и называется улицей Методистовъ.

— Я тоже слышалъ, что дорога на небо очень узкая, но она, кромѣ того, и прямая, а твоя — нѣтъ, — сказалъ офицеръ, котораго болтовня юродиваго начала забавлять. — Однако, время идетъ да идетъ. Намъ не слѣдуетъ тратить его на пустяки.

Джобъ свернулъ направо и пошелъ по другой улицѣ, у которой быю нѣсколько больше правъ на это названіе, чѣмъ у предыдущей. Съ каждой ея стороны выступали впередъ первые этажи деревянныхъ домовъ. Улица была извилистая, съ поворотами. Когда она кончилась, показалась небольшая трехугольная площадь. Джобъ пошелъ прямо черезъ ея середину. Тамъ онъ опять остановился и сталъ смотрѣть съ серьезнымъ видомъ на большую церковь, составлявшую одну изъ сторонъ треугольника. Наконецъ, онъ сказалъ:

— Это Ольдъ-Нортъ. Есть ли гдѣ-нибудь еще такая красивая церковь? Въ такомъ ли храмѣ молится король?

Офицеръ взглянулъ на эту церковь пуританскаго стиля и съ улыбкой вспомнилъ то время, когда онъ самъ, бывало, глядѣлъ на нее почти съ такимъ же восторгомъ, какъ этогь юродивый. Джобъ посмотрѣлъ на выраженіе его лица и сдѣлалъ ошибочное заключеніе. Онъ указалъ рукой на одну изъ самыхъ узкихъ улицъ, выходившихъ на площадь, застроенную домами съ претензіей на архитектурный стиль, и сказалъ:

— Видите вы, сэръ, всѣ эти дворцы? Томми Шелудивый жилъ прежде вонъ въ томъ, съ колоннами, на которыхъ цвѣты и вѣнки. Томми Шелудивый любилъ вѣнки. Ему не нравился общественный домъ здѣшней провинціи, и потому онъ жилъ здѣсь. Говорятъ, онъ теперь живетъ у короля въ буфетѣ.

— Кто же такой былъ этотъ Томми Шелудивый? — спросилъ офицеръ. — И какое право онъ имѣлъ жить въ общественномъ домѣ?

— Какъ какое право? Онъ былъ губернаторъ, а во всякой провинціи общественный домъ принадлежитъ королю, хотя выстроенъ онъ народомъ и содержится на народныя деньги.

— Позвольте спросить, сэръ, — сказалъ Меритонъ, все время не отстававшій отъ своего господина, — неужели американцы всякаго своего губернатора называютъ Шелудивымъ Томми?

Офицеръ обернулся на глупый вопросъ своего лакея и вдругъ увидалъ, что его старикъ-попутчикъ до сихъ поръ идетъ вмѣстѣ съ ними. Старикъ стоялъ, опираясь на палку, и внимательно глядѣлъ на домъ, въ которомъ проживалъ Гутчинсонъ. Свѣтъ луны падалъ отвѣсно на его морщинистое, но выразительное лицо. Офицеръ до такой степени удивился, когда увидалъ его, что даже позабылъ отвѣтить своему слугѣ, и уже Джобъ самъ взялся объяснить и оправдать свои слова.