Линия любви - [2]

— Конечно, если тебя подстрелили, потому что твоя жена… — Он понял, как горько прозвучал бы конец фразы, и вовремя остановился. Еще одна милая привычка, приобретенная им после того, как его семейная жизнь развалилась. Защита. Постоянная защита. — Ладно, забудь. — Хартли взял ручку. — Значит, «даймлер», — повторил он, выводя это слово в своем блокноте. — «Владелец — пожилой мужчина. Похитительница или участница похищения — крупная рыжеволосая молодая женщина». — Он оторвался от блокнота и поднял голову. — Как это понять? Что, Сидней стал семейным городом, в котором по пальцам перечесть всех пожилых и рыжих?

Хартли прожил в этом городе всю жизнь. Он помнил, как в один прекрасный день растаял в голубой дали его отец, оставив на память о себе лишь старое рулевое колесо на стене. Как мать одна поднимала двоих сыновей, из которых один, а именно он, к шестнадцати годам превратился в законченного преступника, угоняющего машины, чтобы поразвлечься со своими дружками и подружками. И сидеть бы ему в конце концов в колонии для несовершеннолетних, если бы мать не вышла замуж еще раз. За полицейского.

Поначалу Хартли возненавидел отчима. Но тот никогда не качал права и не требовал, чтобы его любили. И, наверное, поэтому Хартли назвал его однажды отцом. А когда услышал в ответ «сынок», то твердо решил стать полицейским.

И стал им. Но после той заварушки превратился в канцелярскую крысу, в клерка. Его карьера застыла на мертвой точке. Как и вся жизнь.

В какой-то момент, когда Хартли лежал в больнице, ему вдруг захотелось плюнуть на все, перебраться куда-нибудь в район Северной Территории — там еще полно неосвоенных земель — и заделаться ранчеро. Валяясь на койке, он от нечего делать даже подсчитал, сколько ему потребуется времени, чтобы вернуть кредит, который придется взять. Годика два, не больше. В самые тягостные минуты, вот как сейчас, эта мысль грела ему душу.

Хруст пакета с чипсами, который отодвинул в сторону Фрэнк, вернул Хартли к действительности.

— Тебе надо лучше питаться, — проворчал его начальник, усаживаясь на край стола. — Ежу ясно, ты ненавидишь канцелярскую работу. Однако тут уж ничего не попишешь. — Фрэнк скрестил руки на груди и ухмыльнулся. — Плохо, конечно, когда в тебя стреляют, но оплаченный отпуск в течение целого года — это, я понимаю, куда хуже.

— Останься я дома еще хоть на день, и мне пришлось бы вступить в общество «Анонимных алкоголиков».

— И твоему приятелю Джо? — Фрэнк ухмыльнулся еще шире. — Или у вас с ним разные дозы потребления?

— Смейся, смейся… в один прекрасный день я посажу его вместо себя за этот стол. Уверен, птица не хуже меня справится с ролью секретаря.

— Ты не секретарь, ты детектив.

— Ага, детектив. — Хартли иронически покивал. — И потому вот уже три месяца я глушу кофе, печатаю двумя пальцами, а в свободное время мечтаю стать начальником канцелярии.

— Знаешь, я, пожалуй, подумаю о твоем предложении. Насчет Джо. По крайней мере, он не будет без конца нудеть и спорить.

Хартли снова уставился в папку.

— Я не для того стал полицейским, чтобы следить за кошельками старых дам и отбирать машины у габаритных красоток.

— Слушай, Лоусон, дай мне передышку. У тебя была серьезная травма. Управление закрыло глаза на то, что ты заявился на службу раньше времени. Почему бы и тебе не пойти людям навстречу? Считай это дело — ну с «даймлером» — повышением по службе: от пропавших кошельков до угнанных машин.

Крыть было нечем, но Хартли не собирался сдаваться.

— Ладно-ладно… Но, когда я раскручу это дело с машиной, обещай дать мне что-нибудь такое, во что я мог бы вцепиться зубами.

Фрэнк не мигая уставился на Хартли, как будто хотел получше его разглядеть. Затем встал, стряхнул крошки с брюк и недовольно проворчал:

— Идет. Закончи с машиной, но так, чтобы красиво и аккуратненько, и поговорим.

Слово Фрэнка — лучше любой подписи. «Поговорим», — сказал он. Значит, у него, Хартли, появился шанс выбраться из чертовой канцелярии.

— Идет, — сказал он, тщательно скрывая улыбку.

Джоди стояла на крыльце своего лучшего друга Патрика Спейсера и изо всей силы нажимала на кнопку звонка. Господи, тревожно думала она, неужели опять не повезет? Неужели его нет дома? Это было бы уже слишком! Но дверь распахнулась. На пороге стоял Патрик с шоколадным мороженым в руках. Сказать, что он удивился, завидев свою приятельницу, значило бы ничего не сказать. Похоже, на какое-то время он потерял дар речи, потому что просто стоял и таращился на Джоди.

— Может, ты все-таки позволишь мне войти? — с истерическими нотками в голосе осведомилась Джоди.

— Конечно-конечно, входи, — заторопился Патрик, отступая. — Но… детка, почему ты в таком… — он замялся, — своеобразном виде?

— И ты еще спрашиваешь! — закипела Джоди. — Наглец, лицемер, обманщик! А как же твое: «Сделай себя подарком, и пусть он тебя развернет»?

— Но… эта странная упаковка…

— А где написано, что подарки должны быть завернуты исключительно в бумагу?

— Да-да, разумеется, но…

— Оставь свои дурацкие «но»! Лучше скажи, что мне теперь делать?

Джоди без сил опустилась на низкий диван — едва ли не единственный предмет мебели в комнате Патрика — и закрыла лицо руками. У нее хватило сил с достоинством встретиться лицом к лицу с любовницей Рика прямо в дверях собственного дома. У нее хватило мужества промчаться через весь город в этом наряде, если его можно так назвать. Но есть же предел человеческим возможностям!