Линия красоты - [9]

Гектора Молтби со спущенными штанами даже вообразить было страшно, и в конце концов опозоренный тори совершенно не заслуживал солидарности. Ник предпочитал светлые и романтические образы гомосексуальной любви, образы, сулившие ему самому золотое будущее — например, пару обнаженных купальщиков на залитом солнцем пляже…

— Ну хорошо, — проговорила Кэтрин. — Не понимаю, почему его отправили в отставку. Что такого, если ему иногда хочется отсосать?

Джеральда покоробило, хоть он и постарался не подавать виду.

— Нет-нет, после такого оставаться в правительстве нельзя. Тут и говорить не о чем. — В голосе его слышалось даже какое-то смущение, словно сам он такие порядки не одобряет, хоть и вынужден был им подчиняться.

Кэтрин рассмеялась:

— Что ж, может, это пойдет ему на пользу. Поможет понять, кто он на самом деле.

Джеральд, нахмурившись, полез в буфет за бутылкой вина.

— Странные у тебя представления о том, что может пойти человеку на пользу, — полураздраженно-полушутливо заметил он. — Вот что, давайте-ка за ужином откроем «Подьё Сент-Эсташ».

— С удовольствием, — промурлыкала Рэйчел. И добавила, с присущей ей неожиданной жесткостью в формулировках: — Все очень просто, дорогая: это вульгарно и небезопасно.

— Ник, ты сегодня с нами поужинаешь? — спросил Джеральд.

Ник слабо улыбнулся, не поднимая глаз: великодушие Джеральда заставило его с новой силой ощутить неустойчивость своего положения. Сегодня… А завтра, а послезавтра? Часто ли его станут приглашать разделить с ними трапезу? И что еще позволят разделить с семьей Федденов?

— Мне очень неловко, — ответил он, — но сегодня не получится.

— Ну вот! Наш первый вечер дома…

Ник не знал, как объяснить свою невежливость. Кэтрин, мечтательно улыбаясь, наблюдала за его мучениями.

— Нет, Ник не сможет, — громко объявила она. — У него сегодня свидание.

Ник вздрогнул. Слова Кэтрин царапнули по его мечтам и страхам, словно железо по стеклу. Зачем она так? И это после того, как он ее прикрыл… Он молчал, чувствуя, что заливается краской; беззвучно потрескивал от напряжения воздух, и все в комнате молчали то ли смущенно, то ли раздраженно, то ли одобрительно — этого он сам понять не мог.

Он никогда еще не был на свидании с мужчиной — Кэтрин сильно преувеличивала его опытность. Ник и сам лукавил: во время их долгих бесед о мужчинах излагал ей свои сексуальные фантазии так, словно нечто подобное и впрямь с ним происходило, и не разубеждал Кэтрин, когда она делала из этого свои выводы. Из-за постоянного повторения и детализации фантазии обросли подробностями, сделались весомы и ощутимы, как настоящие воспоминания. Однако порой Нику казалось: люди не верят ему — просто молчат из деликатности, чувствуя, что сам он себе верит.

По-настоящему «открылся» он только в последний год в Оксфорде и новообретенную свободу использовал главным образом для флирта с натуралами. Сердце его было отдано Тоби, но флирт с ним казался невозможной наглостью, почти святотатством. Кажется, он еще не до конца смирился с тем, что, если у него когда-нибудь появится любовник, это будет не Тоби и не кто-нибудь из весельчаков-однокурсников, вообще не нормальный парень, а гей — странное и подозрительное для мира существо, такое же, как он сам. Однако и стопроцентные геи — такие, которыми он восхищался, которых побаивался и которым втайне старался подражать, — смотрели на него свысока, словно видели в этом хорошеньком и умненьком мальчике что-то чуждое. И, во всяком случае, не выказывали желания лечь с ним в постель. Так что он отступал, со смешанным чувством облегчения и разочарования возвращался в свой воображаемый театр соблазнов, где актеры играли без устали, спектакль длился вечно и никогда не наскучивало однообразие репетиций. Вот почему свидание с Лео — все же состоявшееся, несмотря на все препятствия системы, которая только и делала это свидание возможным, — было так важно для Ника. В холле он на мгновение задержался перед огромным стрельчатым зеркалом в позолоченной раме — безмолвным свидетелем всех приходов и уходов — и подумал, что зеркало как бы с неохотой дает ему свое одобрение. А потом Ник закрыл за собой дверь и оказался на улице — один. К горлу подкатила тошнота, и пришлось напомнить себе, что, в конце концов, он сегодня собирается развлечься.

Спеша вниз по холму, он задумался о предполагаемом предмете беседы — о своих интересах и устремлениях. В разговоре о своих увлечениях сексапильности маловато. Конечно, внезапное совпадение интересов может вызвать общий восторг и чувство счастливого соперничества, отдаленно напоминающие любовь; но для этого интересы должны еще совпасть. Что же касается устремлений — о них Ник старался не говорить вовсе, опасаясь, что любой разговор на эту тему выставит его беспочвенным фантазером или просто дураком. Джеральд может сказать: «Я хочу стать министром внутренних дел». Люди, пожалуй, усмехнутся, но про себя подумают: что ж, вполне возможно. А чего хочет Ник? Сейчас — только одного: чтобы его любил красивый черный парень двадцати семи лет, который работает в городском совете и ездит на сверкающем гоночном мотоцикле. Но самому Лео Ник ни за что в этом не признается.