Лингвистическая психотерапия - [27]

Философская рефлексия не предполагает описания конкретных механизмов постигающей психэ, психологические же исследования большей частью сосредоточивают усилия на изучении механизмов данности (познавательных процессов), но никак не заданности (ментальных структур), формирующих образ или модель окружающей действительности. Эта модель в качестве психической реальности бытия индивидуального и коллективного субъекта трудно поддается научной рефлексии в силу своей самоочевидности. И индивидуальная, и, тем более, групповая субъективная реальность воспринимается как априорная данность, образ (модель, концепт) мира – как сам этот мир. Следовательно, для изучения ментальных структур необходим специальный акт объективации, посредством которого и они сами, и формируемые ими психические содержания вычленяются из всего массива группового и индивидуального опыта, “проступают“ сквозь него с достаточной степенью ясности.

Процедура объективации будет существенно различаться по своей структуре и содержанию в зависимости от того, на какие именно аспекты психического моделирования реальности (сознательные или бессознательные) она направлена. Так, в случае вычленения сознательных сторон этого процесса задача сводится к выделению и описанию конкретных психологических механизмов, различающих то, что человек непосредственно находит в доступной его органам чувств реальности, и то, что он сам о ней помышляет, заключает или предполагает. Кроме того, необходимо четко уяснить природу вербализации, словесного обобщения, которое представлено в модели, а также основные принципы концептуализации (осмысления) действительности как некоей структуры, обладающей более или мене устойчивыми закономерностями и свойствами. Иными словами, речь идет о принципах, формах и способах смысловой (семантической и символической) репрезентации действительности в сознании.

Такая объективация (или рефлексия) сущности психологического моделирования реальности в сознании есть не еще одна (в ряду очень и очень многих – от Платона и Аристотеля до Э.Гуссерля и М.К.Мамардашвили) его теория, но условие работы с ним. Следовательно, возникает необходимость метатеории сознания[8] как особой познавательной сферы, включающей представления о функционировании сознания, которые сами по себе в сознание не входят, не предзаданы его структурами и свойствами. Это условие лежит несколько в стороне от эпистемологической традиции классической рациональности и требует некоторых разъяснений.

Объективное представление о процессе психического моделирования действительности в сознании возможно лишь при условии, что оно описывает и формулирует не нормы, в которых должен выполняться познавательный (мыслительный или перцептивный) акт (это, как указывает М.К.Мамардашвили, оставляло бы нас в роли ментальных существ, которые изнутри неких сущностей наблюдают мир), а анализирует образования, имеющие собственную, естественную жизнь, продуктом которой являются наши мнения и законы в качестве вытекающих из природы вещей, а не умопостигаемых правил вселенского или универсального характера. Получаемый результат (модель или образ мира) только отчасти является продуктом приложения системы правил и норм, а главное – эти нормы и правила становятся доступны исследованию: во-первых, как возникающие в таком процессе, и, во-вторых, как предшествующие ему. Их экспликация – задача чрезвычайно трудная: она предполагает достижение такого режима жизни, при котором сознание как естественный, спонтанный процесс должно останавливаться, "замирать" на какое-то время.

При этом следует учесть, что акт объективации ментальных структур сознания имеет выраженную ценностную природу. Модель (концепт) мира обязательно включает в себя небеспристрастное отношение личности практически ко всем аспектам последнего, а структура внутреннего опыта реальности представлена не просто значениями и смыслами, но их иерархией. У большинства людей, не склонных к философско-психологической рефлексии, привыкших в своем взаимодействии с миром руководствоваться просто здравым смыслом, индивидуальный опыт концептуализации действительности (пусть и носящий на себе отпечаток групповых – этнокультурных, идеологических, профессиональных и т.п. – стереотипов ее восприятия и интерпретации) выступает в качестве высшей ценности и авторитета. Французский писатель и философ Ж.Батай, размышляя над экзистенциальной природой ценности внутреннего опыта, называет его "пинаклем" (высшей точкой, возвышением). Стремление "вознести свою личность на пинакль"[9] – не просто естественное (и потому простительное) свойство человеческой природы. Это нечто большее, по Батаю – это атрибут диалектики сознания и объекта, обеспечивающей адекватность человеческого мировосприятия: "Развитие сознания ведет к иссушению жизни, которая в отместку притупляет сознание. Лишь провозгласив принцип: внутренний опыт сам по себе авторитет, – я могу преодолеть эту немощь. Сознание разрушило авторитет, необходимый опыту: решаясь рубануть сплеча, человек заново овладевает областью возможного, причем это не прежняя возможность, не ограниченная, – это край возможного... В конце концов, в опыте достигается сплавление объекта и субъекта