Лимонов против Жириновского - [38]

Если чеховский «вишневый сад» стал символом крушения помещичьей жизни, то Дача партийного вельможи — символ одряхления партократии. Правящий класс-импотент, увы, изгнан с дач классом-полуимпотентом. Когда я уезжал, шофер МИДа отвозил меня в Москву, через улицу в даче напротив ворота были настежь распахнуты. Рабочие сгружали с грузовика новенькие радиаторы. Многие десятки. «Утепляются! — вздохнул шофер. — Мне бы один такой». «Чья дача?» — спросил я. Он назвал фамилию известного аппаратчика. «Во время революций, первыми всегда овладевают властью те, кто при старом режиме был к ней наиболее близок. В 1789 г. аристократы были первыми, кто взял власть…», вспомнил я слова Маркса. Разумное наблюдение это подтвердилось с тех пор множество раз, стало правилом. Главой первого правительства, сформированного после февральской буржуазной революции, был князь Львов, главами сегодняшних буржуазных и националистических республик, образовавшихся после буржуазного государственного переворота 21–24 августа 1991 г., стали секретари ЦК и партвельможи: Ельцин, Кравчук, Шушкевич и иже. Но долго они в хозяевах дач не удержатся. Закон исторического детерминизма неумолим. У злых и голодных неизбежно оказывается больше энергии и воли к власти.

Кого я имел в виду под злыми и голодными? Жириновского? Если нынешние правители ходили в замах[17] горбачевцев, то выходец из мелких чиновников Жириновский и в самом деле в сравнении с ними злой и голодный до номенклатурной жизни. То есть, совсем далеко от нее отстоял последние двадцать лет.

Я пощадил тогда хозяина дачи — он был союзник и попутчик. Тогда, признаюсь, Митрофанов показался мне таким же бесполезным, как и дачное гнездо в комарином лесу. Я ошибся. Леша Митрофанов не только принадлежит к мальчикам-банкирчикам, то есть к тем, кто выигрывает от прихода Жириновского к власти (если), но и таланты — впоследствии это проявилось — оказалось у него есть, и какие! О таланте перекупщика, ростовщика я уже говорил: он будет сдавать внаем дивизии русских солдат, этот человек с внешностью ближневосточного торговца рахат-лукумом. Его талант интригана выявился чуть позднее: в ноябре 92-го. Что касается дачи, то я до сих пор не знаю, в каких отношениях с ней состоит Митрофанов. Он живет там вместе с юношей по фамилии Саша Филатов. Прекрасный и высокий молодой блондин, кажется, не выполняет подле него функции Владимира Михайловича подле Жириновского. Он скорее «компаньон» и секретарь. Порученец и денщик.

«Здесь недалеко живет в своей даче защитник пролетариата Зюганов. Хочешь посетить?» — спросил меня ехидный Архипов, когда мы возвращались в Москву.

Помимо посещения дачи Митрофанова я под давлением Архипова, а на него надавил Жириновский, встретился тогда зачем-то с подругой Владимира Вольфовича: Надей Хоффманн. Надя замужем и живет в небольшом городке в Германии. Следуя не совсем понятному мне самому инстинкту осторожности я почему-то встретился с ней в присутствии моего издателя Александра Шаталова, в ресторане Дома Литераторов. Хотел иметь свидетеля? Надя Хоффманн оказалась энергичной, черноволосой молодой женщиной. Беседа с ней в основном состояла из ее вопросов и моих ответов, касающихся моих книг. Если верить Наде: молодая еврейская женщина была моими книгами так или иначе тронута. Помню, что я, как всегда, куда-то спешил, мы пили водку, и она очень много курила. И уговаривала меня остаться, еще дольше, поговорить. Подослал ее Владимир Вольфович с каким-то заданием? Думаю, что ей просто было любопытно посмотреть на «живого Лимонова». Живого Жириновского, ей, как видно, было мало. Впоследствии она присылала мне несколько открыток и коротких деловых записок по разному поводу. Я знаю о Наде Хоффманн и об ее отношениях с Жириновским куда больше, чем хочу рассказать, но природная порядочность говорит мне «остановись». Ведь далее пойдут уже удары ниже пояса.

Наши встречи в подвале в Хлебном переулке, поездки на дачу трудно было принять за партийную деятельность. На Рыбниковом переулке аппарат партии копался в бумагах, заводил формуляры и папки, но делали они все это вяло и без энтузиазма. Анпиловская кампания против «Империи лжи» отвлекла журналистов, и Жириновский ходил хмурый. На последнем этаже здания на Рыбниковом, однако, возились рабочие. В один из визитов партийный товарищ Жемло показал мне почти законченный кабинет Владимира Вольфовича, светлый и со множеством окон. Другой партийный товарищ, фамилии его я не запомнил, седой, с помощью хорошо отработанных церемоний пригласил меня занять стул у старого стола и с еще большим количеством церемоний заполнил на меня учетную карточку. То есть, фамилия-имя-отчество-дата рождения и прочие данные, от которых не избавишься. Архипов позднее сообщил мне, что седовласый — отставной военный из ГРУ, что Жириновский набрал себе «партократов», с ними ему спокойнее.

Я выразил товарищам по кабинету свое недовольство. Архипов ответил мне с вызовом: «А что же вы думали, Эдуард? Это вам не Сербия, они там все с турками смешаны, южные славяне, потому и воюют, а мы, русские, умные северные славяне и гражданской войны не допустим». Но у меня сложилось впечатление, что и они недовольны своей пассивностью.