Лимб - [68]

– О чем ты говоришь? – Она зажмурилась и втянула запах масла. От отца пахло так же, как от мотоцикла. Одно из самых ярких воспоминаний о нем.

– Принцесса, я пришел, чтобы попрощаться. Скоро годовщина с момента аварии, и я уйду в другой мир, чтобы встретиться с твоей мамой.

– И снова оставишь меня одну?! – отстранившись, Язва сердито посмотрела на него сквозь слезы. – Я совсем не хочу жить без тебя и мамы!

– Тогда живи ради этого паренька рядом. Благодаря ему я смог прийти к тебе и вот так обнять. Он любит тебя, доченька. Не упусти своего шанса, такая искренность мало у кого бывает, – отец смахнул ее слезы большими пальцами и поцеловал в лоб: – Прощай, моя хорошая. Живи своей жизнью. И постарайся не рисковать понапрасну. А еще будь помягче с Олесей, ладно?

– Ладно!

– И бросай наконец курить. Пообещай мне!

– Обещаю! – Язва уткнулась лицом отцу в грудь и шумно выдохнула: – Я люблю тебя, пап.

– И я люблю тебя, принцесса.

Язва открыла глаза с первыми лучами солнца. Ощущение покоя и легкой ностальгии охватили ее. Она повернулась на бок и посмотрела на спящего Костю. Полюбовавшись им, она придвинулась ближе и нежно поцеловала его.

– Ты счастливчик, Левицкий, – прошептала Язва, поглаживая его по щеке пальцем, – мой папуля тебя одобрил.

Улыбнувшись, она встала и собрала оставшиеся пачки сигарет. Раньше она курила назло родителям, потом – чтобы заставить мачеху понервничать. Теперь в этой вредной привычке не было никакого смысла.

Язва нажала на педаль мусорного ведра в туалете:

– Пока-пока. – И выбросила сигареты.

Протез

74

Родной подъезд казался незнакомым. Сосчитав до десяти, Костя не сдвинулся с места.

– Да идем уже. – Ярослава взяла его под руку и повела внутрь.

Они поднялись до четвертого этажа. В квартире было тихо. Костя скинул кроссовки и на цыпочках пробрался в свою комнату, чтобы взять рюкзак и переодеться.

Он уже почти ушел, когда из-за его спины донесся голос:

– Алену кормить не собираешься?

Костя вздрогнул, чуть не выронив рюкзак. Обернувшись, увидел мать в шелковом халате и с полотенцем на голове. Она сидела в его кресле, закинув ногу на ногу, и выглядела непривычно домашней.

– Ты до сих пор не приготовила ей завтрак? – спросил он, прочистив горло.

– Она мою «гадость» не ест, – ответила мать. – Иди, корми сестру.

– Сама корми. – Костя выскочил в коридор и накинул куртку.

– Обречешь любимую сестренку на страдания из-за собственного эгоизма? – Мать выплыла в коридор и посмотрела на гостью. – А это еще кто?

– Моя девушка.

– Рано тебе о девушках думать. После того, что ты натворил в музыкальной школе, тебе вообще рано обо всем самому думать! – разозлившись, она перешла на крик.

– Считай как хочешь. Я пошел. – Костя вытолкал Ярославу в подъезд, схватил ее за руку и побежал по лестнице.

– Дома больше не показывайся! Слышишь? Чтоб духу твоего здесь не было! – голос матери преследовал его до самой улицы.

– Отлично. Великолепно, – сказал Костя, наклонившись. – С ней говорить невозможно. Она как Медуза Горгона: взглянет – и я каменный.

– Это потому, что вы с ней похожи.

– Надеюсь, ты пошутила. Не хочу иметь ничего общего с этой женщиной!

– Хочешь ты того или нет, но рано или поздно повадки родителей пробуждаются в нас, – заметила Язва.

* * *

Попрощавшись с Ярославой, Костя пошел в школу. Весь день он не находил себе места, думал, правильно ли поступил, но все мысли о матери обращались в гневливое недовольство. После уроков он позвонил Лукавому и напросился пожить у него. Тот согласился.

– У меня нет вещей. Я взял с собой только пару учебников и тетрадей, да и то не все, – признался Костя, когда Лукавый пустил его в квартиру.

– Пф, по фиг. Возьмешь что-нибудь из моего. Заодно, может, стиль поменяешь, а то эти белые рубашки с накрахмаленным воротничком из тебя всю энергию высасывают. В нашей школе свободная форма, так почему ты все время в официальном? – спросил тот.

– Всю жизнь носил официальное. Я сказал бы, что привык, но мне вдолбили это в голову. Сложно избавиться от прежнего себя, – ответил Костя.

– Лан, не парься. Переодевайся, и пойдем, поиграем во что-нибудь.

Лукавый запустил приставку и дал другу геймпад, когда Костя вернулся из ванной.

– Файтинги, шутеры? Что нравится? – спросил он.

– А?

– Не знаешь?

– У меня не было времени на игры. Я играл только в «сапера» и «дурака» в далеком детстве.

– У, как все запущено, – присвистнул Лукавый. – Что ж, будем учить тебя развлекаться.

Костя вздохнул. Управление давалось ему с трудом, он проигрывал Лукавому и в какой-то момент хотел сдаться, но передумал. За час игры он привык к кнопкам и джойстику и теперь лупил игровых болванчиков в кооперативе, не умирая вначале.

– Ты быстро учишься, – похвалил его Лукавый.

– Хоть что-то я умею.

Вечером пришла мать Лукавого, радушно приняла Костю в семью. Во время ужина он боялся пробовать еду из-за ассоциаций с маминой стряпней, а когда рискнул, не смог остановиться, пока не съел все.

– Это было очень вкусно. Вы потрясающе готовите, – высказался Костя. Его глаза заблестели от удовольствия.

– О, спасибо, милый, – улыбнулась мама Лукавого.

* * *

Костя прожил у них чуть больше недели. В среду вечером кто-то позвонил в дверь.