Лиловый (I) - [8]

Острон не сводил с него темного взгляда, не выпуская девушку из рук. Он не мог видеть ее лица, но от души надеялся, что оно не выражает радости, какая была в лучезарной улыбке чужака. Адель наконец перевел взгляд на дядю Мансура.

-- Значит, больше никто не уцелел? -- спросил он.

-- Я не знаю, -- хмуро отозвался дядя Мансур. -- И возвращаться нельзя. Эти твари наверняка еще там... пируют. Мы должны найти кого-то, чтобы предупредить их. Далеко ли твое племя стоит лагерем, Адель?

-- В двадцати фарсангах к востоку, -- ответил тот, удерживая своего жеребца, которому вздумалось гарцевать. Острон скрипнул зубами: конь был хорош. Их собственные лошади, юрта -- да вообще все, что принадлежало им, осталось в изувеченном оазисе. С этих пор, значит, они нищие...

Хотя, с другой стороны, Сафир теперь не обязана выходить замуж за этого Аделя. Ведь обещание давал ее отец, а он погиб...

Кощунственность собственных мыслей вдруг больно поразила его. О боги, о Мубаррад, подумал Острон: неужели такое могло прийти ему в голову?..

-- Поехали, поехали, -- крикнул дядя Мансур, и Острон обнаружил, что отстал от них, задумавшись. Кони Аделя и дяди уже были в нескольких касабах от них. Пришлось срочно шлепнуть кобылу по бокам, чтобы та пошла рысцой.

Адель обернулся, не глядя на Острона -- глядя на Сафир, протянул руки.

-- Сафир, -- позвал он. -- Пойдем ко мне.

-- Некогда, -- буркнул Острон, оскалившись, -- мы должны ехать.

Только тогда светлые глаза Аделя наконец скользнули по смуглому лицу Острона. Будто сообразив что-то, наглец усмехнулся и кивнул.

-- Хорошо, ты прав.

Солнце медленно поднималось над горизонтом прямо перед их глазами и освещало лица алым. Кони замедлили бег, тяжко поводя боками. Острон наконец поравнялся с дядей Мансуром, по другую сторону которого ехал Адель, и заглянул в лицо старику.

Тот смотрел вперед, хмурясь. Теперь, на рассвете, было видно, что его рубаха рассечена на плече, обагренная кровью, которой заляпана и накидка. Острон оглядел себя и обнаружил, что багряный цвет украсил и его самого. Это заставило его вспомнить события минувшей ночи и поморщиться.

-- Дядя, -- окликнул он, -- так кто они были такие?

-- А ты так и не понял? -- рассердился Мансур. -- Одержимые.

-- Что они безумцы, это я догадался, -- буркнул он.

-- Одержимые духом темного бога, -- почти безмятежно ответил Адель со своей стороны. -- В вашем племени действительно о многом забыли, господин Мансур. Я и не представлял, насколько.

-- Мы слишком долго кочевали по северным плоскогорьям, -- пробормотал дядя. -- И не видели одержимых уже много лет. Скажи мне, когда ты сам свел с ними знакомство?

Ровное лицо Аделя еле заметно изменилось. Острон смотрел на него, склонившись вперед; девушка по-прежнему прижималась к нему.

-- Несколько лет назад, -- все же ответил парень. -- Мы с друзьями искали приключений на свою голову. Сбежав от племени, мы поехали на юг. С нами был один Одаренный, он и вел нас. Мы сражались с одержимыми далеко на юге, там, где их много.

-- Где теперь тот Одаренный? -- поинтересовался дядя Мансур.

-- Погиб.

Пальцы Сафир впились в его плечо. Острон посмотрел на нее; она уставилась в ответ, напуганными потемневшими глазами.

-- Не бойся, -- еле слышно прошептал он. -- Мы защитим тебя.

Она ничего не сказала.

***

Лошади устало ступали по пескам пустыни. Саид распростерся перед ними бесконечным океаном, иногда лаская тенью под барханом, иногда нещадно опаляя горячим солнцем. Острон уже двадцать с небольшим лет путешествовал по пустыне, туда и обратно, и хорошо знал, что в этой части Саида особенно мало воды, мало жизни. Сказывалась, быть может, и близость проклятых пустошей к югу. Там, на юге, простиралась самая величественная постройка шести племен: стена Эль Хайрана, возведенная в далекие времена, когда нападения одержимых были постоянными. Вдоль стены Эль Хайрана несли караул воины, избранные среди шести племен, и за всю его жизнь, сколько себя помнил Острон, никто еще не перебрался через стену с той стороны.

Видимо, времена действительно изменились. Он закрывал глаза и все еще мог видеть мельтешение безумных теней.

Адель и дядя Мансур тем временем завели разговор; они ехали впереди, рядышком, а кобыла Острона, вынужденная нести двойной груз, сколь ни легка была девушка, отставала. Острон поначалу не слушал, оглядываясь по сторонам. Хотелось пить, но в суматохе бегства они, конечно, не взяли с собой ни воды, ни еды. К счастью, до соседнего оазиса, в котором, по словам Аделя, стояло лагерем другое племя нари, было не так уж далеко: рысью, не останавливаясь, можно было добраться за день. Конечно, им придется идти дольше, лошади и так устали, лишенные возможности попить и отдохнуть.

-- ...не протянут, -- уловил Острон обрывок дядиной фразы. -- Придется идти пешком.

-- Я бы предпочел не оставлять их до последнего, -- возразил ему Адель, поправляя хадир на голове. -- В любом случае лошади погибнут, так лучше использовать их, пока можем.

-- Может быть, удастся добыть воды? -- окликнул их Острон, -- или, если дождаться ночи...

-- Ты забываешь о том, что мы не просто едем по пустыне, -- отозвался чужак. -- За нашими спинами -- целый отряд одержимых. Никто не знает, куда они направятся ночью.