Лилит (сборник) - [40]

– Значит так, – говорил мне въедливый юрист Володя, мой хороший знакомый. – Квартира за последний год три раза переходила из рук в руки – с таким я раньше не встречался. Последний раз к нам попала. Все сделки по минимальной стоимости. Так в договорах указано. А в реальности – тебе не надо объяснять. Небось, в ячейку сумму в пять раз большую закладывали. Ну это, в общем-то, для нас обычное явление – наши люди налоги патологически платить не хотят.

– А Зою Сергеевну как-нибудь найти можно? А то телефон у нее больше не обслуживается, – спросила я.

– Вот ее паспортные данные, адрес, если хочешь. А зачем тебе это? – равнодушно спросил Володя.

– Давай, раз спрашиваю, – резко ответила я, повысив голос.

– Видно, не зря у вас в отделе говорят, что ты в последнее время с катушек малость съехала, – озадаченно глядя на меня, пробурчал Володя и положил передо мной документы.

Я выписала паспортные данные Зои Сергеевны, а также на всякий случай телефон и адрес предыдущего владельца, некоего Артура Серафимовича Бернгольца.

Сначала я поехала по месту жительства Зои Сергеевны, в район метро Сухаревская. Не застав никого дома, я мотанулась в паспортный стол, но и там мне не смогли сказать ничего вразумительного. Так и так, прописана такая, а где она и что с ней – никто не знает. Живет одна в двухкомнатной квартире. А больше сказать ничего не могут.

Тогда я позвонила Бернгольцу.

– Артур Серафимович?

– Да, это я. С кем имею честь? – ответил размеренный баритон человека среднего возраста, который, очевидно, никуда не спешил.

– Это Вас беспокоит Ирина. Фамилия моя Скобликова. Я риэлтор. Вам удобно сейчас говорить?

– Вполне, Ирина. Говорите, только не знаю, чем могу быть Вам полезен, – любезно отвечал баритон.

– Видите ли, полгода назад Вы продали квартиру в районе метро Профсоюзная. Я бы хотела буквально пять минут Вашего времени, лично поговорить с Вами, подъехать…

– Знаете, Ирина, обсуждать тут совершенно нечего, – суховато перебил он меня. – И попрошу Вас больше меня не беспокоить, – в трубке послышались короткие гудки.

В офисе меня вызвал к себе заместитель финансового директора.

– Срок твоего кредита заканчивается, Ирина. С завтрашнего дня пойдут штрафные проценты. Что собираешься предпринимать?

– Нуууу, – протянула я неопределенно.

– Не валяй дурака, Ирина. У всех бывают проколы. Продавай почем-нипочем.

– Но я хочу разобраться…

– В чем разобраться?

– Посмотрите, мы и так уже на двадцать процентов ниже рынка стоим, а она не продается. В чем дело, хочу понять!

– Только себе хуже сделаешь. Надо уметь принимать свои ошибки, Ирина. Снижай цену!

– Я же говорю, я хочу разобраться. Еще две недели дайте хотя бы!

– Черт с тобой, две недели бери, совсем оглупела, видно. Тебе проценты платить!

На следующий день с утра я отправилась на Профсоюзную. У меня не было конкретного плана, но я надеялась, что придумаю что-нибудь по дороге. Мне очень хотелось разобраться во всей этой странной истории.

Светило тусклое ноябрьское солнце. У подъезда сидели две бабки и лузгали семечки. Я направилась к ним.

– Добрый день, – вежливо поздоровалась я.

– Добрый, – сказала одна из бабок, и обе, отложив семечки, уставились на меня.

– Хороший нынче денек.

Бабки молчали.

– Хороший у вас тут дворик.

– Не жалуемся, – ответила одна из бабок и добавила, – а ты что хочешь-то?

– Да вот думаю квартиру в этом районе купить. Как у вас, спокойно тут?

– Да вроде днем спокойно. Вечерами бывает хулюганют, а так спокойно.

– А в Вашем подъезде как? Спокойно все?

– В нашем – спокойно.

– Я думаю, может в Вашем доме квартиру и купить.

– А у нас разве продается что? – спросила одна из бабок, глядя на другую.

– Да вот, на четвертом этаже, – ответила я.

– Это Митрофанова бывшая, что ли? – спросила другая бабка, глядя на свою подружку.

– Его, его, она уж как год стоит пустая, не живет никто, – ответила та ей.

– А где этот Митрофанов? Я хотела бы с ним поговорить, – спросила я, чувствуя, что напала на след.

– Митрофанов! Так его уж давно нет.

– Уехал, что ли?

– Да, уехал, на тот свет уехал, – злобно пошутила одна из бабок.

– Нехорошо так Нюра о мертвых, – сказала ее подруга.

– Так он и из жизни нехорошо, не по-христиански ушел, да и жил как не приведи господь… – сказала Нюра насупившись.

– А как он умер? – перебила я.

Бабки помолчали, а потом Нюра недовольно пробурчала:

– Повесился он, вот как. Когда квартиру вскрывали, не помнишь, что ли? Запах жуткий еще был. Вскрыли дверь входную, а он там, в большой комнате под потолком и болтается, значит. Разлагаться уже начал. Это что, по-христиански будет? А, Клав?

– Тебе бы такое вынести, Нюра! Я бы на тебя посмотрела, – сказала Клава.

– Мне этого выносить ни к чему, я по-другому живу. Я еще, кажется, никого не уморила.

– А он, значит, уморил?

– А то, – раздраженно глядя себе под ноги, бурчала Нюра. – Эту, как его, сожительницу свою, девку молодую, Соньку, он и уморил. А кто же еще? Крики-то какие в квартире стояли по ночам, как будто там режут кого! А рожа его одна бандитская чего стоила!

– Никакая она ему не сожительница была, а дочь, – вставила Клава.

– Вот и я говорю: то ли дочь, то ли сожительница, – злобно проговорила Нюра. – А может все вместе и будет.