Лилит (сборник) - [15]

– Да, да, урод. Вы это и сами видите. Но это его уродство странным образом действует на меня. Оно притягивает. А может быть, здесь и нет ничего странного? Уродство вообще притягательно. Очень часто люди против своей воли рассматривают калек и инвалидов и делают это со странным удовольствием. В жизни очень много всего странного и необъяснимого. Так вот, я чувствую себя совершенно беззащитной перед ним. Он имеет необъяснимую власть надо мной. Я уже ненавижу его, но ничего не могу с собой поделать, не могу ему отказать, – она трагически замолчала.

Голова Куликова гудела. У него возникло ощущение, что его искупали в помойном ведре. Но странным образом он почувствовал, что его это привлекает. Одновременно в нем нарастало дикое животное желание обладать Сукуровой. Ноздри его раздулись, а взгляд приобрел твердость.

– Мне это все самой отвратительно, поверьте. Но чтобы справиться с этим, мне нужна Ваша помощь. Сергей Александрович, умоляю Вас, отвезите меня сегодня к дочери. Он ждет меня каждый день после работы на улице и силой заталкивает в машину. Умоляю Вас! Помогите мне!

Какое-то движение за пределами кабинета отвлекло его внимание. Куликов поднял голову и к своему ужасу увидел быстро приближающуюся к ним плотно сбитую фигуру Якунина. Он ворвался к нему в кабинет и своим немного гнусавым неприятным голосом сказал:

– Здравствуйте, Сергей Александрович! А я бы хотел с вами поговорить. Не возражаете?

Сукурова сразу вся сжалась и пробормотала:

– Я, наверное, попозже зайду?

– Зачем же, Вы нам не помешаете, Лилия Семеновна, останьтесь, – довольно бесцеремонно распорядился Якунин.

– А зачем нам, Игорь Геннадьевич, Сукурова? – с вызовом в голосе спросил Куликов.

– Сейчас узнаете! Я как раз о ней собирался поговорить, – повысил голос Якунин. Его глазки яростно буравили Куликова. Желваки ходили у него на щеках. Свои огромные руки с нечистыми ногтями он упер в его стол и склонился над хозяином кабинета.

– И что же я узнаю? – открыто враждебно проговорил Куликов. Он почувствовал острое желание ударить Якунина. И самое главное, Куликов знал, что Якунин хочет того же. Обоим был понятен истинный предмет разговора, но каждый пытался завуалировать его как может.

– Не кажется ли Вам, Сергей Александрович, что Вы переходите все границы? – прошипел Якунин.

– А что, собственно говоря, такое Вы имеете в виду? – прошептал Куликов.

– А то, что Вы ставите Лилию Семеновну в неловкое положение.

– Как это?

– Заставляете ее вкалывать допоздна. А у нее семья имеется, домашние обязанности, знаете ли!

– Кто это ее заставляет? – сказал было Куликов, но потом подумал, что оправдываться перед этим типом он не собирается и, встав из-за стола, так что едва не уперся носом в нос Якунина, добавил:

– Я не понимаю, что Вам не нравится. Хотите, идите к моему руководству, жалуйтесь ему на меня, а со мной нечего в таком тоне говорить!

– Вот Вы и сейчас Лилию Семеновну задерживаете! Сейчас уже почти семь часов. Рабочий день давно закончился. Немедленно отпустите ее домой! Она замужняя дама! Вы это понимаете, в конце концов? – прошипел ему в лицо Якунин и, грубо схватив за руку Сукурову, потянул ее к двери. Та безвольно встала и пошла за ним. Уже выходя из его кабинета, она обернулась и наградила Куликова молящим, полным безнадежной любви взглядом.

– Вы не смеете! – заревел Куликов им в след. Но они были уже далеко.

Руки его тряслись. Только что он побывал в какой-то дикой, двусмысленной ситуации! Что же это за Франкенштейн такой! Он же ее просто терроризирует! Это же все объясняет! Вот, оказывается, почему она так себя вела! Можно было, конечно, прямо здесь его отделать. Но к чему бы это привело? За это могли и уволить. Однако ее снова у него увели! А она тоже хороша! Хочу уйти от него! Ну так и уходи.

Первым его желанием было догнать эту парочку. Удавить Якунина прямо здесь и увезти Сукурову с собой. Но благоразумие восторжествовало, и он отправился на тренировку по карате. Когда он вошел в спарринг, то за маской его партнера ему померещилась гнусная одутловатая физиономия Якунина. Куликов впал в раж и принялся что есть сил уничтожать гадину. Сэнсэю Петровичу пришлось снова остановить поединок.

– Что с тобой последнее время происходит, Сергей? – подошел к нему Петрович после тренировки.

– А что такое? – злобно проговорил Куликов.

– Ты на себя в зеркало смотрел? Ты осунулся. Я уж не говорю про то, почему я вынужден был остановить спарринг. Тут и так все понятно. Ты же не на базар драку затевать пришел?

– Все нормально. Был трудный день.

– У тебя это теперь за правило стало. Давай, чтоб это последний раз было. В таком состоянии я тебя на спарринг больше не выпущу.

– Меня что – исключают?

– Не исключают – ходи, сколько хочешь, а на спарринг, пока не приведешь себя в порядок, выходить больше не будешь. Давай, Серега, пока, – Петрович хлопнул его по плечу и пошел проводить тренировку.

Куликов приехал домой в возбужденном состоянии. У него перед глазами стояли отвратительные детали близости Сукуровой и Якунина. Лариса спросила у него, в чем дело, а он с неожиданной злобой ответил ей, чтобы она не мешала ему отдыхать после трудового дня, а занималась своими домашними делами. Последнее время он был очень нервный и часто стал повышать на нее голос. В этот раз Лариса не стала отмалчиваться, а спокойно, но твердо попросила не срывать на ней свое раздражение. И тут Куликова понесло. Он вдруг закричал, что именно она, а никто другой, его-то как раз и раздражает. Лариса только удивленно смотрела на него. В глазах ее росла неприязнь. А Куликов продолжал орать, что ему известно о ее встречах с Давыдовым, о том, что он знает, что встречи эти не случайны, что они давно любовники, а раз так, то им не зачем жениться. А когда он, сорвав голос, в ярости прошипел, что теперь не может быть уверен, его ли ребенка она носит, Лариса побледнела и заперлась в спальне. Через час она с бесстрастным лицом вышла оттуда с вещами и, ни слова не говоря, уехала к своим родителям.