«Лили Марлен» и другие. Эстрада Третьего рейха [без иллюстраций] - [10]

Первые опыты по моделированию культуры национал-социалисты начали отнюдь не в 1933 году. Их начало можно датировать 8 декабря 1929 года, когда после местных выборов национал-социалисты во главе с Вильгельмом Фриком смогли войти в коалиционное земельное правительство Тюрингии. Для национал-социалистов это событие стало первым опытом государственного правления. Без оглядки на действовавшее в то время в Германии право и демократические «правила игры» свежеиспеченный министр внутренних дел Тюрингии (именно этот пост занял Фрик) сообщил, что намерен издать несколько министерских предписаний, которые должны способствовать «духовному перевороту». Первыми сигналами того, что он намеревался проводить расистский курс, направленный против «современного искусства», стали: назначение расоведа Ганса Гюнтера заведующим только что созданной кафедры социальной антропологии, приглашение Пауля Шульце-Наумбурга[5]руководить Объединенными художественными училищами Веймара и направление в состав местного министерства образования Ганса Зеверуса Циглера на должность референта по вопросам культуры и театров.

Кроме этого 5 апреля 1930 года Фрик в качестве министра внутренних дел Тюрингии издал указ «Против негритянской культуры за немецкую народность», который произвел «сенсацию» во всей Германии, фактически это были первые «иконоборческие» поползновения нацистов, направленные против фресок Оскара Шлеммерса в Высшем художественном училище. Кроме этого данный указ позволял начать «зачистку» Веймарского замкового музея. Одновременно с этим фракция национал-социалистов в рейхстаге пыталась безуспешно протащить закон «О защите немецкого народа», который предусматривал наказание за «культурное предательство немецкого духа».

По своей структуре указ Фрика был направлен против «чуждых расовых влияний» в сфере культуры, что во многом относилось к «вырождению» музыки. Сам Фрик, комментируя данный указ, заявлял: «В ходе данного негативного воздействия широкое хождение получили мелодии джазовых ансамблей, негритянские танцы, негритянские песни, негритянские мелодии, что является прославлением негров и оскорблением немецкой культуры. В интересах укрепления и сохранения немецкой народности надо по возможности препятствовать этим проявлениям культурного разложения». Подобные установки позволяли Фрику оказывать давление на предпринимателей, которые владели кафе и ресторанами. Они должны были исключить из музыкального репертуара пресловутую «негритянскую музыку». Неудивительно, что тюрингские рестораторы после некоторого времени подобного произвола стали заявлять протесты. Судя по всему, изменение музыкальной программы приносило им немалые убытки. Сразу же оговоримся, что на тот момент общественное мнение не было готово смириться со столь решительным натиском на «современную культуру». В журнале «Мелос» Фриц Штеге лишь иронично покачивал головой и рассуждал о «рассерженных комарах», которые нападали на «новое время». В частности, он писал: «В действительности нельзя воспринимать всерьез опереточные действия г-на министра Фрика, который намерен запретить джаз. Это всего лишь красная тряпка для тех недалеких людей, которые бледнеют от злобы, когда видят чернокожего. Все это является национальным позором». Но тем не менее уже первые месяцы Тюрингского эксперимента показали, что национал-социалисты были настроены более чем решительно. «Эра Фрика» в Тюрингии закончилась 1 апреля 1931 года, когда местная фракция Немецкой народной партии вынесла вотум недоверия действующему земельному правительству. Несмотря на недолгий срок правления, эти события являются примечательными с исторической точки зрения, так как они были первой попыткой национал-социалистов осуществить радикальные мероприятия в области культурного строительства. Прошло несколько лет, и данный опыт стали использовать уже в общегерманском масштабе.

Еще в 1928 году при НСДАП было создано «Национал-социалистическое общество немецкой культуры», которое несколько позже по политическим соображениям было переименовано в «Союз борьбы за немецкую культуру». Это была легальная организация, которая намеревалась конституционными средствами бороться против «разложения культуры». Но уже из учредительного призыва Союза было видно, что сугубо культурные устремления были тесно переплетены с политическими целями: «Сегодня мы поставлены перед фактом, что поддержанный антинародными силами политический упадок дополняется действиями, направленными против всех немецких культурных ценностей». Активисты Союза провозглашали тесную взаимосвязь между расой и искусством, провозглашали «крестовый поход» во имя «всей немецкой культурной самобытности» и «культурных ценностей немецкой нации». Несмотря на предельно активистский характер организации, в которую входили не только национал-социалисты, но и представители консервативных кругов, до прихода к власти Гитлера ее вряд ли можно было назвать массовой. К январю 1932 года в ней насчитывалось только 2100 членов. Ее численность стала увеличиваться лишь летом 1933 года, когда в период с июня по октябрь в ней оказалось около 38 тысяч человек. Именно в этот год стало расти не только число региональных отделений «Союза борьбы за немецкую культуру», но и был учрежден журнал «Музыка», который должен был стать выразителем «новых идей» в музыкальной жизни. Но все попытки оказать реальное влияние на культурную жизнь Германии закончились неудачей. Во-первых, это было связано с тем, что «Союз борьбы за немецкую культуру» был по своей сути неофициальной, формально никак не привязанной к НСДАП организацией. Во-вторых, это было связано с тем, что Союз с момента его учреждения возглавлял Альфред Розенберг, который в «борьбе компетенций» потерпел по-ражение от Йозефа Геббельса. Свои позиции Розенберг смог сохранить лишь в учрежденном им же самим журнале «Немецкая сцена» — именно это издание стало получать после 1933 года некоторую государственную поддержку.