Ликвидатор. Откровения оператора боевого дрона - [11]

Картинка на экране тут же исказилась помехами. Я смущенно обернулся к Гленну. Тот укоризненно покачал головой.

— Отличная работа. Ты только что подавил CNN.

— Погоди, что?

Я сверил данные в диалоговом окне с теми, что были указаны в плане полета. Частоты совпадали.

— Проверь поляризацию, — подсказал Гленн. — По умолчанию в диалоге стоит горизонтальная, а наш сигнал идет в вертикальной.

Ощущая себя полным болваном, я исправил ошибку. Изображение моментально пришло в норму. Тем временем беспилотник начал описывать узкую петлю в центре тренировочной зоны. На дисплее системы слежения горело подтверждение того, что в летательном аппарате активировался аварийный протокол полета. «Хищник» запрограммирован таким образом, что в случае обрыва командной связи он автоматически возвращается на базу.

— Ну что ж, — произнес Гленн с совершенно невозмутимым видом, — думаю, демонстрацию ситуации с обрывом связи можно считать проведенной.

Одним из пунктов программы обучения значилась демонстрация того, как беспилотник самостоятельно возвращается на базу при потере коммуникационного соединения с землей.

По окончании своего первого полета я встретился с парнями, с которыми мы совершали совместные поездки, и мы отправились обратно в город. Почти каждое утро мы собирались на парковке на окраине Лас-Вегаса, садились в одну машину и проезжали более 70 километров от города до базы Крич. Долгие поездки на базу и обратно давали отличную возможность посплетничать и побрюзжать по поводу обучения.

Как-то раз, через несколько недель после начала тренировок, я прямо на парковке, еще до того, как мы успели рассесться в машине, принялся жаловаться на программу летного обучения. Я не так давно завершил службу инструктором, поэтому отнесся к программе слишком критично. К тому же я позволил себе высказать презрительное отношение к самим «Хищникам», поскольку все мы по-прежнему продолжали считать их чем-то ненормальным. Не помню точно, что я тогда сказал, но в какой-то момент один из моих сокурсников, Простак, не выдержал.

— Так, все, тайм-аут! — воскликнул он. — С меня хватит. Отныне ты Ворчун.

— Нет уж, — ответил я.

С тех пор Простак называл меня Ворчуном при любой удобной возможности. Я ни в коем случае не мог позволить им присвоить мне позывной Ворчун. Моим тактическим позывным был Белка. Я получил его в первый день учебы. В силу специфики разведывательной деятельности я не мог рассказать сокурсникам о своей прежней службе, поэтому, чтобы избежать дальнейших расспросов, сказал, что работа у меня была секретной. Все это звучало очень по-детски. Староста класса тут же заявил, что отныне меня следует называть Секретной белкой по аналогии с персонажем одноименного мультфильма. Когда мы приступили к полетам, однокурсники начали называть меня Белкой-летягой. Позднее позывной был сокращен до просто Белка. Этот позывной и сейчас остается частью моей личности. Да и вообще, много ли парней могут похвастать тем, что их зовут Белка?

Но я так сильно ворчал по поводу заведенных порядков в Криче, что сокурсники вознамерились меня переименовать.

Традиция присвоения позывных — одно из неписаных правил боевой авиации. Во многих войсковых формированиях дают позывные, которые связаны с какой-нибудь курьезной историей. В нашем сообществе полно парней с кличками типа Крушитель, Костыль, Дерн и им подобных, наводящих на мысль, что они повредили летательный аппарат или самих себя. Никто не присваивает себе позывные вроде Молодчага или Кремень, если только это не делается в шутку. За время своей карьеры большинство пилотов сменяют несколько позывных по мере перехода на другие типы самолетов или в другие эскадрильи. Впрочем, если новый позывной тебе не нравится, есть выход. Существует традиция, согласно которой можно выкупить свою старую кличку за выпивку; кроме того, никто не имеет права присвоить твой позывной, если ты использовал его в бою.

К счастью для меня, такая участь мне не грозила, поскольку я использовал позывной Белка в бою. Но Простак продолжал педалировать тему нового позывного, давая понять, что я полный засранец. Мы все пытались оставить в прошлом годы летной практики, чтобы научиться управлять «Хищником». Многие пилоты и вовсе занимались этим против воли. Наши разговоры по пути на базу Крич и обратно в основном крутились вокруг планов возвращения к службе на прежних самолетах. Даже добровольцы вроде меня не планировали делать карьеру в беспилотной авиации.

По прошествии нескольких недель я был одним из первых в классе по успеваемости. Мы с Майком устроили соревнование за почетное звание «выпускника с отличием». Некоторые из пилотов в нашем классе провалили заезд, что на жаргоне ВВС означает провалить учебный полет. Не проваливались пока только мы с Майком да еще пара человек. Мы оба понимали, что, совершив ошибку, права на вторую можем больше и не получить. Проваливаться в мои планы не входило.

Шестой учебный полет — самый страшный на квалификационном этапе. К этому времени пилоты уже настолько далеко продвигаются в обучении, что обычно чувствуют себя достаточно уверенно, чтобы самостоятельно пилотировать летательный аппарат. Однако их практические навыки все еще слабо развиты. Как показывает опыт, чаще всего участники программы спотыкаются именно на шестом полете.