Ликвидация. Книга первая - [4]

Придирчиво окинув задержанных взглядом — все ли в порядке, — Якименко кивнул и, на ходу извлекая из внутреннего кармана кителя папиросы, направился на кухню.

Гоцман сидел на полу, тяжело привалившись спиной к стене. Огромная, похожая на лопату ладонь лежала на сердце. Гоцман тяжело, нехорошо дышал. Щуплый, похожий на немолодого, много повидавшего в жизни скворца, Фима Петров по кличке Фима Полужид поил его водой из стакана, что-то жалостно приговаривая.

— Давид Маркович, и вот на кой вы сами-то полезли!.. — снова пряча папиросы, укоризненно произнес Якименко. — Я ж молодым мозги ставлю, а вы… Ну чисто ребенок, ей-богу.

Фима, не выпуская из рук стакана, зло мотнул головой в сторону Лехи — уйди, мол. А сам плачущим голосом продолжал вразумлять начальство:

— Додя, извиняюсь, но ты босяк — некому задницу надрать! Пять пистолетов — не пачка папирос, они таки по случаю стреляют! Ты же не окно женской бани, зачем у тебе дырка?!

Гоцман мутно слушал болтовню любящих его людей, ощущая, как усталое сердце не справляется с его большим телом. А еще он видел, как на пороге мнется мальчик, пряча за спиной скрипку. Мальчику отчаянно хотелось спать, он изо всех сил старался не зевать, но еще больше хотелось знать, что происходит в этой непонятной квартире, где по ночам ходят люди, стреляют в воздух и арестовывают всех подряд.

Гоцман попытался улыбнуться мальчику, но вместо улыбки лицо исказила гримаса боли. С трудом справившись с собой, он подмигнул маленькому скрипачу.

Тот, робко улыбнувшись, подмигнул в ответ.

Глава вторая

Одесский железнодорожный вокзал — вернее, то, что от него осталось после отступления румыно-германских войск, — был окружен густой цепью молчаливых солдат. Они стояли, преисполненные важностью своей миссии, сурово поглядывая на горожан и не отвечая на их робкие вопросы.

На перроне собралось, должно быть, все городское начальство. Тут были и высшие чины округа, и работники горкома, и начальники из прокуратуры и МВД. Блестели штыки карабинов почетного караула. Молчаливо поблескивал надраенной медью оркестр.

Казалось, над всеми этими принаряженными людьми витает видимое глазу облако нервозности. То и дело кто-нибудь из ожидающих бросал нетерпеливый взгляд на часы — то на свои, то на вокзальные, то на соседские, — подходил к краю платформы и вглядывался в даль, туда, где маневровый паровоз, часто пыхтя, отгонял на запасной путь вагоны.

Следователь МГБ майор Максименко — высокий, худощавый, лет сорока, с недовольным лицом — на ходу прошелся взглядом по малярам, которые торопливо подкрашивали фронтон чудом уцелевшего вокзального пакгауза. Почувствовав его взгляд, маляры быстрее замахали кистями. «Видал, как зыркнул?» — молча спросил пожилой маляр у своего юного напарника. «Ага», — так же молча ответил вспотевший от напряжения напарник, окуная кисть в ведерко.

Оглядываясь на их работу, Максименко чуть не наткнулся на пожилого рабочего, который, морща лоб, старательно бормотал себе под нос:

— «Товарищ Маршал Советского Союза, одесский пролетариат рад приветствовать вас и в вашем лице… и в вашем лице…» Тьфу ты, от же ж понаписали… Та хай вин не замоется! — Испуганно оглянувшись по сторонам, рабочий продолжил: — «…И в вашем лице нашу могучую партию, мудрое советское руководство и армию-освободительницу». О, ты кажи, а?..

…На перроне между тем маялись ожиданием двое, неуловимо похожие друг на друга. То ли выражением лиц, напыщенных и раздраженных, то ли покроем широких костюмов, пошитых из дорогого трофейного материала. Один был чуть потолще, другой — чуть постройнее. Это были первый и второй секретари Одесского горкома Кумоватов и Телешко.

К уху Кумоватова склонился неизвестно откуда появившийся вестовой. По мере того как он шептал, на квадратном лице секретаря горкома постепенно проступало недоумение. Он даже брови приподнял, что было грозным признаком недовольства, хорошо знакомым подчиненным.

— Как это неизвестно? — заговорил наконец Кумоватов. — Выяснить и доложить!..

Вестового как ветром сдуло. Кумоватов бросил нервный взгляд на циферблат трофейной «омеги».

— «Неизвестно»! — передразнил он кого-то. — Битый час уже торчим!

— Зря мы его встречаем, — негромко произнес придвинувшийся ближе к шефу Телешко. — Задницей чую — зря…

Лицо Кумоватова снова замкнулось.

— Обком приказал — стой и не дергайся… Сам Кириченко…

— Обком!.. — с сарказмом отозвался Телешко. — Сегодня его к нам сослали. А завтра?.. «Кто его встречал? Первый секретарь горкома со своим замом!» А подать сюда Ляпкина-Тяпкина!.. И нас за ним по веревочке! А обком будет в чистеньком ходить…

Оба говорили еле слышно, чуть двигая губами, а Телешко еще и размеренно кивал, так что со стороны можно было подумать, первый секретарь горкома советуется с замом по вопросам исключительной важности. Тем не менее оба сочли необходимым оглянуться — так быстро, что сторонний наблюдатель опять-таки подумал бы, что первый и его правая рука просто поежились или передернули плечами.

Телешко придвинулся ближе к шефу.

— Это как пойдет, — пробормотал Кумоватов. — Завтра американцы сунутся к нам со своей бомбой, и Жуков снова на коне.