Лики земного родства - [13]

– Т… т… ты как и зачем сюда, шпанёнок? – грозно спросил хозяин. – Такой сопливый, а уже воруешь!

– Я… я… я не вор, д-д-дядя, нет, – стал тот выдавливать сквозь слёзы признательные слова. – Я ищу нашу ко-о-ошечку… Думал, чё здеся… Пролез в окошко, зацепился вот штаниной… А он, ка-а-ак собака какая-то, загнал меня сюда и-и-и… лапой захлопнул дажеть дверь.

– Это ты-ы-ы его так?! – посмотрев на мурлыкающего у печки кота, ещё больше удивился и чуть не расхохотался Стас.

– Мяв-мяв! – на всякий случай начал оправдываться Рыжик. – Мяу… пусть не лезет больше сюда, как кошак!

А тот, впервые понявший язык своего «британца», теперь уже весело посмотрел на этого плененного котом мальчиша. Взял его за плечо и повел к выходу:

– И наперед запомни: это только воры пользуются окнами, а люди-то – дверями… Иначе бывает ещё хужее, чем с тобой.

Выпроводил мальца и весело скомандовал:

– Дай-ка мне, Валь, побольше этого… как его… а, вискаса! И курятинки ещё с бульончиком добавь.

– Не по-о-оняла, у нас же картошка на обед.

– Да не себе же я, ворона, Рыжику отнесу.

– Как? Неужто так быстро полюбил? А чуть ли не клялся: «Никогда и ни за что!»

– Ладно тебе… мужик слово дал, он и забрал.

Принёс коту целую корзину еды, какой он не видывал даже в свои дни рождения, и тот чуть не расплакался. «Что это с ним, такая человеческая душевность… Ну, как будто родичем нашей породы стал», – нежно промурлыкал он себе под нос и приветственно привстал перед хозяином.

– На вот, охранник ты наш, ставлю тебя на псиное довольствие… и не серчай! – накрывая ему «поляну», улыбнулся тот. – Сам понимаешь, одноглазый я, твоих почти человеческих качеств вовремя и не разглядел…

«Ни хрена пока не пойму, но слышать приятно», – подумал Рыжик в ответ. Облизнулся, прикрыл на миг глаза и благодарно, по-домашнему замурлыкал.

Голубиная воля

Слегка сгорбленный и с тростью в правой руке, он вышел на речную набережную и, споткнувшись о брусчатку, шумно упал. Понял, что после перенесенного инсульта начал забываться даже привычный для него маршрут. Огляделся по сторонам, плотно укутанным зимним пейзажем, и всё-таки двинулся дальше, к полуострову. Он раздваивал уснувшее почти на полгода водное течение и притягивал сейчас к себе не только городских любителей подлёдного лова. Подле их разбросанных по белоснежью разноцветных палаток стали молча собираться и пернатые.

Рахимжаныч уже познал эту их процедуру настолько, что даже с улыбкой подумал: «Ну, сейчас начнется, ёкарный бабайка, опять ровно как собрание с перекликом новичков… Да только на своём языке… А возможно, за время нашей разлуки они и мой, казахский, – уже освоили? Но я-то их и так пойму». Спрятал в своём выщербленном зубном протезе улыбку, приподнял над более слышащим правым ухом вязаную шапочку и, усевшись на удобную для обзора скамейку, вошел в образ терпеливого зрителя.

Когда на обласканную солнцем снежную белизну слетелись все участники этого голубиного сбора, его смиренное молчание нарушил лишь голос главного. Видимо, постоянного председателя таких собраний. Самый крупный и с заметным хохолком на голове, он приподнял кверху свой толстый и тупой клюв. Посмотрел вокруг и, словно гордясь металлическим блеском шейного оперения, властно и раскатисто-глухо заурчал знакомые Рахимжанычу слова:

– Ввур… ввур…Уввважаемые дамы и господа, побратимы поневвволе! До того, как перейти к обсуждению хода зимовки нашего пернатого сообщества, пусть представится сейчас каждая его новая семья.

Повернулся клювом к стоящим бочком от основной массы голубям и теперь воркнул им: мол, давайте начинайте. Первой дала о себе знать стройная пара смоляных. Слегка поклонившись почтенной публике, они вкратце доложили ей о причине своего появления здесь: их престарелую хозяйку забрала к себе в другой город дочь. А вот подал голос дуэт похожих на тех, но уже белоголовых особей. Они проворковали, что прилетели сюда из сгоревшего при пожаре сарая. Затем черёд дошел до воробьиной породы. Почти один к одному похожая на «братьев» своих меньших, эта парочка оказалась самой немногословной.

– Им-то, ёкарный бабайка, можно было наворковать куда больше… видно же, чё с рожденья живут-то сами по себе. Значит, неприхотливая и скромная прибилась парочка, – пробормотал наблюдающий за этим голубиным знакомством старик.

Вслед за ними к основной стае вежливо приблизился белый в черную крапинку дуэт, жилище которого унесло буйным разливом соседнего водохранилища. ещё жалостливее выглядела подраненная бездомными кошками и сейчас поджавшая от испуга чёрные хвосты серая пара. В эту свою «сборную» пернатые приняли, весело похлопывая крыльями, даже ещё только начавших целоваться по-взрослому «молодожёнов». Когда голубка, словно страстная француженка, начала любезно всовывать в клюв самца свой, тот аж распустил хвост, прижал его к снежному настилу. Потом закружился от радости, громко заворковал…

«Ведут себя прям как люди, эти правнуки помеси дикого и домашнего сизаря. И судьбы их немало схожи… Только те собраний своих у ночлежек не проводют, а эти поорганизованнее будут, роднее к матушке-природе», – с улыбкой подумал Рахимжаныч. Внимательно осмотрел всех собравшихся теперь в одну более чем сотню разнопёрых и, нахмуривши давно не стриженные черно-седые брови, негромко встревожился: