Лик - [27]

— Звучит классно. Но на самом деле ты не ответила на мой вопрос. Ты хочешь стать архитектором?

— Ну, это то, что я всегда планировала сделать. И я, эх, мне нравится идея заниматься дизайном чьего-то дома. Не знаю, мое ли это призвание стать архитектором, как музыка для тебя, но я думаю, что смогу это делать хорошо.

— Я не сомневаюсь в этом, детка, — сказал он мягким, но четким голосом.

Я попыталась не позволить проявлению нежности превратить меня в мокрый беспорядок на матрасе. Нежность была ключом. Я сделала больно ему в Вегасе. Если я серьезно относилась к этому, желая, что бы он дал нам еще один шанс, мне нужно быть осторожной. Создать ему хорошие воспоминания, чтобы заменить плохие. Воспоминания, которые мы смогли бы разделить на этот раз вместе.

— Эв, это то, что ты хочешь сделать со своей жизнью?

Я остановилась. У меня уже были стандартные ответы, нужна была дополнительная мысль. План существовал так долго, что я не подвергала его сомнению. Он был безопасным и комфортным. Но Дэвид хотел большего, и я хотела бы дать ему это. Может быть, поэтому я проболталась ему об этом секрете в Вегасе. Что-то в этом мужчине привлекало меня, и я не хотела бороться с этим.

— Честно, я не уверена.

— Это нормально, ты знаешь, — его взгляд не отрывался от моего. — Тебе только двадцать один.

— Но я обязана быть взрослой сейчас, принять ответственность за саму себя. Я должна знать такие вещи.

— Ты ведь несколько лет живешь со своей подругой? Оплачиваешь собственные счета, учишься и все такое?

— Да.

— В таком случае разве ты не берешь на себя ответственность? — он заправил длинные темные волосы за ухо, убирая их от лица. — Так начни работать архитектором и посмотри, как пойдет.

— У тебя это звучит так просто.

— Это так. Ты либо придерживаешься этого, либо пробуешь что-то еще, смотришь, как это подходит тебе. Это твоя жизнь. Твой выбор.

— Ты играешь только на гитаре? — спросила я, желая узнать о нем больше. Желая увести тему разговора от меня. Узел напряжения, появившийся во мне, не был приятным.

— Нет, — уголки губ приподнялись в улыбке. Он точно знал, почему я спросила. — Бас-гитара и ударные тоже. Конечно.

— Конечно?

— Любой, кто сносно играет на гитаре, может сыграть и на бас-гитаре, если включит мозг. И любой, кто может удержать две палочки одновременно, может сыграть на ударных. Не забудь рассказать Малу, что я это сказал, когда в следующий раз увидишь его, ладно? Ему понравится.

— Можешь быть в этом уверен.

— И я пою.

— Ты поешь? — спросила я взволнованно. — Споешь что-нибудь для меня? Пожалуйста?

Он издал неопределенный звук.

— Ты пел мне той ночью?

Он улыбнулся немного огорченно.

— Да, пел.

— Тогда это вероятно вернет мне память.

— Ты собираешься сейчас это применить? Каждый раз, когда ты чего-то захочешь, ты будешь бросать этим в меня.

— Эй, это ты начал. Ты захотел поцеловать меня из научного интереса.

— Это и было из научного интереса. Поцелуй между друзьями по причинам чистой логики.

— Это был очень дружеский поцелуй, Дэвид.

Ленивая улыбка осветила его лицо.

— Да, был.

— Пожалуйста, спой мне что-нибудь?

— Ладно, — сказал он раздраженно. — Поворачивайся. Тогда мы были в позиции «ложки».

Я устроилась, отодвинувшись к нему, и он переместился поближе. Это так замечательно быть у Дэвида «игрушкой для объятий». Я и представить не могла ничего лучше. Жаль, что он придерживался научного объяснения. Не то, чтобы я обвиняла его. На его месте я бы относилась к себе с осторожностью.

Меня захлестнул его глубокий, грубый в самом лучшем смысле этого слова голос, когда он запел балладу:

«У меня то чувство, что приходит и уходит

Десять сломанных пальцев и сломанный нос

Темные воды так холодны

Знаю, я сделаю это дома

Это полное сожаления солнце выжгло все небо

Оно вне пределов досягаемости и очень высоко

Ее ложе было из камня

Я знаю, что сломлю ее власть

Эти сломанные кости не удержат меня

Мои стоптанные туфли, им уже хватит

Эти дымовые трубы сожгут их дотла

Этот океан позволит им утонуть».

Когда он закончил, я притихла. Он сжал меня, вероятно, проверяя жива ли я. Я сжала его руку в ответ, не оборачиваясь, чтобы он не увидел слезы в моих глазах. Сочетание его голоса и тоскливой баллады погубило меня. Я всегда устраивала беспорядок вокруг него, плакала или меня тошнило. Почему он хотел иметь что-то общее со мной, я не имела понятия.

— Спасибо тебе, — сказала я.

— В любое время.

Я лежала, пытаясь разгадать стихи. Что они могли значить, почему он выбрал именно эту песню, чтобы спеть мне.

— Как она называется?

— «Тоскующий по дому». Я написал ее для последнего альбома, — он приподнял одну бровь и наклонился посмотреть мне в лицо. — Дерьмо, я заставил тебя грустить. Мне жаль.

— Нет. Это было красиво. У тебя изумительный голос.

Он нахмурился, но снова лег, прижавшись грудью к моей спине.

— В следующий раз я спою тебе что-нибудь радостное.

— Если захочешь, — я прижалась губами к тыльной стороне его ладони, пересекаемой венами, покрытой темными волосками. — Дэвид?

— Хм?

— Почему ты не поешь в группе? У тебя такой великолепный голос.

— Я на бэк-вокале. Джимми любит быть в центре внимания. Это всегда была больше его наклонность, — его пальцы переплелись с моими. — Он не все время был таким мудаком, как сейчас. Мне очень жаль, что он донимал тебя в ЛА. Я мог бы убить его за то, что он сказал то дерьмо.