Лихолетье Руси. Сбросить проклятое Иго! - [3]
Короткие зимние дни быстро сменяли друг друга. Вставали задолго до рассвета. Над спящим лесом не успевал еще заняться день, а на поляне уже стучали топоры, стлался дым, ржали лошади, раздавались громкие голоса людей. Кончали работу при свете костров, разгонявших темень, когда от усталости деревенели ноги, а топоры начинали дрожать в руках. Но лес отступал все дальше и дальше.
За трудами и заботами незаметно пришла весна. Отжурчала ручьями от талого снега, отшумела буйными грозами, осыпалась белыми лепестками диких яблонь и груш, одела в темно-зеленый убор дубы и липы. А когда возвратились в родные края птицы и, отстроив гнезда, вывели птенцов, на месте тихой, затерянной среди глухих лесов и непроходимых болот поляны раскинулась новая деревня с огородами и пашней.
Часть первая
НАБЕГ
Глава 1
Уже стемнело, когда в хоромы сына боярского Сидора Валуева, воровато оглянувшись перед дверью, торопливо вошел худющий, сутулый человек в темном, видавшем виды кафтане и колпаке, надвинутом на самые глаза; его сопровождал дворовой холоп.
Сидор Валуев, крупный, большеголовый, с широченными, квадратными плечами, плотно обтянутыми розовой рубахой китайского шелка, сидел в полутемной горнице один. Беспрестанно зевая, он дремал над наполовину опустошенной серебряной братиной с белым медом, рядом стояли деревянные, с позолоченными ободками тарелки с квашеной капустой с клюквой, с крупно нарезанными ломтями окорока, солеными грибами.
Холоп, которому передалось нетерпеливое волнение незнакомца, спрашивать дозволения у сына боярского не стал, сразу завел его в горницу. Валуев, открыв глаза, удивленно уставился на обоих.
— Епишка?! — узнав незваного гостя, он даже привстал невольно; едва кивнул в ответ на низкий поклон пришельца.
— Он самый, господине, — твердым голосом ответил тот; волнение его, казалось, куда и делось.
— Да как же ты, беглый холоп, тать, душегубец, насмелился?! — выскочив из-за стола, рыкнул Валуев. — Бориско, зови дворню, хватай его!.. — И, угрожающе выставив руки с огромными кулаками, он стал надвигаться на пришельца.
Но тот даже не пошевелился; кривая ухмылка перекосила его рябое лицо с чахоточными пятнами на впалых щеках.
— Не торопись хватать меня, Сидор Тимофеевич, выслушай поначалу! — насмешливо произнес Епишка. — Нет у меня часу тары-бары с тобой разводить…
От такой дерзости сын боярский побагровел, с миг не мог произнести и слова. Тяжело дыша, лишь таращил глаза на своего бывшего холопа, сбежавшего несколько лет назад.
Бориско, который уже готов был исполнить наказ хозяина, истуканом застыл в углу горницы, потрясенный происходящим.
— С повинной пришел, что ль? — наконец выдавил из себя сын боярский.
— Еще чего не хватало! — едко бросил Епишка, с нагловатой усмешкой поигрывая рукояткой ножа, который висел у него за поясом. — Так бы уж и явился я к тебе с повинной… Ин ладно, не о том речь, слушай, Сидор Тимофеевич, пока еще час есть… Только поперво дай глоток меду испить, в горле пересохло. — И, не ожидая разрешения, потянулся к братине.
Тут уж Валуев не выдержал, бросился на него, но рябой оказался проворнее, отскочил в сторону, выхватил нож, замахнулся…
— Не торопись, коза, в лес, все волки твои будут! — зло выкрикнул незваный гость. — Аль и вовсе ополоумел? Тут, может, жизни твоей всего ничего осталось, а ты дурью маешься, — продолжал он уже потише. — Как хошь, я и уйти могу! — Рябой направился к двери.
— Чего уж там, говори… — нехотя протянул сын боярский.
— Накажи выйти Бориске, тогда скажу. Да побыстрее! — чуть не приказным голосом бросил тот.
Хозяин, оторопело мигая, весь настороженно напрягся, но велел холопу выйти — понял наконец, что беглый тать неспроста явился. Самолично наполнил чару медом, терпеливо ждал, пока рябой осушит ее.
— Только не задаром, Сидор Тимофеевич, скажу за мзду добрую, — вытирая тыльной стороной ладони жиденькую бородку и усы, сказал гость.
— Сколько? — прохрипел Валуев и, услышав ответ, ахнул.
— Не скупись, Сидор Тимофеич. А то не только добро, а и жизнь свою потерять недолго… Аль не веришь? Истомку Брысина и Гридю Шляева, холопов твоих, небось знаешь. Тех самых, что прошлый год ты охолопил, когда деревеньки их к митрополичьим землям прибрал.
— Сие ж владыке Киприану от князя великого Дмитрия Ивановича было пожаловано.
— Один бес знает чейное то пожалование. Разорил да охолопил сирот ты. Да ныне не о том речь… Скажи, ведомо ль тебе, что Истомка и Гридя сбежали в разбойную ватажку, коя бродит в окрестных лесах? Неведомо?.. Ну, так будешь платить, а?! — повысил тать голос.
Валуев тяжело плюхнулся на лавку, плечи его опустились, крупная голова с длинными темно-русыми волосами и разлапистой бородой поникла. Недаром в Коломне и в окрестных селах ходили были-небылицы о скупости сына боярского.
«Отдать казну, да еще кому? Беглому холопу смердючему!» — думал он в гневе, не зная, на что решиться.
А у Епишки, ненавидевшего своего бывшего хозяина, жадного и трусливого, пробудилось даже что-то похожее на угрызения совести; в голове мелькнуло: «Грех, должно, спасая подлого пса, разбойную ватагу предать!.. Да, никогда б не пришел к нему, хоть знаю, что получу мзду немалую, но нет более силушки терпеть атаманом лютого ворога Гордейку. А ныне, может, и убьют его, чай, всегда первый в сечу кидается!..»
