Лифт вниз не поднимает - [21]

Много лет он пытался сломать себя и бросить курить. Но, когда садился за пишущую машинку, испытывал такие мучения, что рука непроизвольно тянулась к сигарете. Были испробованы все средства от таблеток до гипноза. Все безрезультатно.

И вот наступил трагический момент, когда у Кима началось постепенное омертвление пальцев оставшейся, левой ноги. После недолгих раздумий решено было обратиться в клинику Первого медицинского института к профессору Курбангалееву и доценту Игнашову. Они слыли в городе самыми крупными авторитетами по этой болезни.

Отбытие в больницу решили отметить скромным застольем…

В приемный покой я должен был доставить Кимушу к семи часам утра. Сборы заняли минут десять, благо дело было знакомое: домашние тапочки, зубная щетка, пара книг и шахматные часы. На больную ногу привязали большую калошу. Для крепления использовали широкий бинт. Обувь не модельная, но удобная.

В приемный покой явились минута в минуту.

Одинокая уборщица, как корабельную палубу, надраивала кафельный пол, готовясь к приходу профессора. Испытывая некоторую усталость после вчерашнего возлияния и распространяя вокруг себя водочный “шмек”, Кимуха улегся на маленький диванчик. В приемных покоях всегда стоят такие маленькие диванчики, покрытые белой простынкой. В нижней части диванчика — оранжевая клеенка. Для ног. Улегся он в кепке (у него есть сшитая на заказ “ленинская” кепка) и в пальто. Костыли я забрал. Сел в коридоре на скамейку и сразу “отключился”.

Проснулся я от крика:

— Это ты — “известный поэт Ким Рыжов”?! Пошел вон отсюда! Надо же так нажраться с утра! Свинья ты, а не поэт! Вот протрезвеешь, тогда и приходи на ампутацию!

Кимуха тупо смотрел на высокого, худого, с благородной сединой профессора, окруженного свитой подчиненных ему врачей.

Спасая Рыжова, я решился на крайние меры.

— Профессор! Это пахнет от меня, а не от него, — произнес я, всунув голову в приемный покой. Ноги я предусмотрительно оставил в коридоре.

— А ты кто такой? — взвизгнул профессор.

— Я сиделка. Я сопровождаю Кима Ивановича…

— Вон! Я сказал — вон отсюда! Вместе! Оба!

Кто бы мог подумать, что в эти минуты решалась судьба моего Кимуши.

Мы убрались. Так была спасена его левая нога.

У Генриха Рябкина есть такой афоризм — “ничего не известно!”. По-моему, это лучшее произведение Генриха Семеновича. По крайней мере, применительно к нашей жизни!

Вот Паша Луспекаев не сумел вырваться из рук профессора Курбангалеева и не стало гениального артиста. Я же затолкал в машину гениального поэта. Так он вырвался из порочного круга.

Правда, процесс последующего лечения был долгим, болезненным и необычным. От энергетических скипидарных ванн до сеансов у знаменитой Нинель, которая своим мощным биополем прогревала сосуды. Но главное — результат. Болезнь отступила. Ногу удалось спасти!

В то утро мы ехали из больницы молча. Первым не выдержал Ким:

— Саня! Что-то безумно звенит в голове. Умоляю! Ну будь человеком. Ты же прекрасно знаешь, что мне отпустят без очереди! Ну, зайчик мой! Такой звон, будто челеста какая-то…

Пришлось остановиться у пивного ларька. Бомжи вежливо пропустили инвалида. “Хорошо тому живется, у кого одна нога!” Я отказался от своей кружки. Это было небезопасно. Очередь молча развернулась в сторону моих очков.

Улыбающийся Рыжов влез на заднее сиденье. Утирая пот, он приподнял свою “ленинскую” кепочку. Из-под кепочки вывалилась солидная связка ключей. Закрыв утром квартиру, знаменитый поэт бросил ключи в головной убор и натянул его на лысину… Челеста!

На этом приключения наши не закончились.

Когда ты сидишь за рулем, отказавшись от своей кружки пива, и мысли твои где-то далеко, очень неприятен внезапный окрик пассажира:

— Стой! Немедленно остановись!

Я перепугался насмерть. Что случилось? Бью по тормозам. Сзади слышатся мат и проклятия — в меня чудом не вмазались идущие следом машины.

— В чем дело?! — кричу Рыжову.

— Санечка! Посмотри, какая идет гражданка! Экстра! Ну, в крайнем случае, твердая хорошая! Выскочи на минутку, попроси телефончик!

Я выдал такой пассаж, что Ким Иванович даже поднял брови.

Видя, что гражданка проплывает мимо, он энергично распахнул заднюю дверцу и вывалился из машины:

— Девушка! Можно вас на минуточку?.

Что может ответить девушка, увидев небритую рыжую физиономию совершенно правильной круглой формы, два костыля и одну ногу с привязанной белым бинтом калошей?

Глубоко затянувшись, Кимуха хлопнул дверцей.

— Ехай! — огорченно произнес он.

— Ну и гад же ты! Так напугать меня! Подумаешь, твердая хорошая!

— Ладно, успокойся. Что ты понимаешь в любви? Композе! — продолжал знаменитый поэт. — А вдруг дала бы телефончик?

Чтобы закончить эпизод, надо объяснить, что такое “твердая хорошая”.

По-моему, авторство принадлежит Шурке Плотникову. Именно он, будучи профессором и доктором наук, разработал такую классификацию гражданок: экстра (почти не встречается), полуэкстра (очень редко), твердая хорошая, хорошая, полухорошая, полуплохая, плохая, вне классификации.

Чтобы долго не объяснять, говоришь: “твердая хорошая” — и все понятно.

Однако могут быть и ошибки в оценке индивидуума. Это зависит от времени воздержания.