Лифт - [4]

Собирая пляжную сумку, я вспомнил про термос в лапах... Нет, мне четко запомнились тонкие человеческие пальцы! У хозяина этого замечательного костюма был только один просчет: всем известно, что у ящеров были когтистые лапы.

Иностранного Писателя я обнаружил на пляже Литфонда. Он расположился на лежаке под пестрым "грибком", неподалеку от входа, где в тот сезон покоилась огромная Коряга, выброшенная за ненадобностью морем. Рядом с гостем лежали австралийские джинсы "блюз-юнион" и тенниска со стоячим воротничком.

Иностранный Писатель встал и принес мне извинения за неявку на партию в шахматы. В тот условленный час ему позвонили из-за границы, но связь прерывалась и разговор затянулся. Но я на него уже не сердился и готов был продолжить наши литературные беседы. Гость - что было удачно бегло говорил по-русски (он сказал, что в свое время учился в Москве, в Университете имени Лумумбы).

Познакомились мы с ним за два дня до описываемых событий и уже успели обменяться мнениями о памятниках древней переводной литературы - апокрифах. В них меня привлекали поэтический вымысел и элементы фантастики в сочетании с самым неподдельным реализмом. Иностранный Писатель, видимо хорошо знакомый с предметом, обратил мое внимание на популярность апокрифов среди читающей публики на Руси начиная с XI века. Он даже напомнил мне подробности, которые я успел забыть, связанные с русским списком "Хождения Богородицы по мукам", датируемым XII веком. В него произвольно были включены русские языческие боги Троян, Хоре, Велес и Перун. Разумеется, они отсутствовали в византийском оригинале и в югославянском переводе этого апокрифа.

На вид Иностранный Писатель был вполне спортивен, пятидесяти с небольшим лет. Он был обладателем великолепного бронзового загара, какой можно увидеть лишь на зарубежной торговой или туристской рекламе. Лицом он был человек восточный, с черными вьющимися локонами на голове; на верхней губе у него топорщилась узкая щеточка усов. Глаза гостя - на удивление были бездонной голубизны, а взгляд прямо-таки излучал мудрость. Рядом с ним собеседник чувствовал, что общается с незаурядной личностью.

На спине Иностранного Писателя сверкали капельки соленой морской влаги.

Мы не спешили начать беседу. Прежде всего мы передвинули лежаки в тень, стараясь уйти от преследовавшего нас солнца. Гомонившая вокруг литературная публика тем временем демонстрировала друг перед другом купальные костюмы, халаты и кроссовки многих зарубежных фирм. Это считалось престижным. Смысл их разговоров, к счастью, до нас не доходил.

Я задал гостю обычный, внешне простой и даже наивный вопрос:

- Каких наших современных писателей вы знаете?

Обычно иностранные гости называют две-три фамилии и потом смущенно замолкают. Если, конечно, они не специалисты в этой области.

Ответ Иностранного Писателя был для меня неожиданным:

- Всех.

- Как всех? - опешил я.

- Я прочел произведения всех писателей вашей страны, знаю их содержание, сюжеты, главных и второстепенных героев...

- Ну да, - пробормотал я, - вы же прекрасно владеете русским языком, учились у нас. Но ведь дело не только в знании языка...

- У меня была возможность прочесть все произведения, о которых вы спрашивали.

- Фантастика!

- По-вашему - фантастика. Для меня это в порядке вещей. Литература, изобразительное искусство вашей страны - не первые, которые мне приходится изучать.

- Вы изобрели какой-нибудь эффективный способ?..

- Не могу раскрыть профессиональный секрет, не спрашивайте. Кое-что мне все же у вас непонятно, и, собственно, потому я здесь, чтобы докопаться, так сказать, до истины. Надеюсь, вы сможете дать мне кое-какие разъяснения.

- Но, помилуйте, какие я могу дать вам разъяснения, если вы читали больше меня? Я ведь не могу похвастаться, да и никто на этом пляже, хотя здесь собралась литературная публика, не осмелится утверждать, что прочел произведения всех писателей!

- ...Вы сможете мне помочь, - настойчиво сказал Иностранный Писатель, когда мы с ним в очередной раз переместились с лежаками в тень. - Кое-что объяснить...

Он начал перечислять прочитанные им произведения в хронологическом порядке. Среди прочих он назвал "Житие святого человека божия Алексия", "Повесть об Акире премудром", "Поучение Владимира Мономаха", "Повести временных лет", "Слово о полку Игореве", "Задонщину", "Домострой", "Прение живота и смерти"... Иностранный Писатель говорил без запинки, словно читал хрестоматию по древнерусской литературе. Упомянул он и самые начала непереводных произведений на Руси: "Сочинения протопопа Аввакума", "Вирши Симеона Полоцкого и Кариона Истомина", "Эпитафию Сильвестра Медведева на смерть Симеона Полоцкого" и другие. Потом заговорил о русских классиках восемнадцатого, девятнадцатого и начала двадцатого века. Иногда, в ходе перечисления, попадались малознакомые имена, вроде авторов старинных песен: Ивана Макарова, Дмитрия Давыдова, Леонида Радина, Екатерины Студенской, Алексея Мерзлякова, Евгения Гребенки, а то и вовсе не известные фамилии. Причем последние, как ни странно, относились все больше к современным литераторам, на которых у меня не хватало времени.