Лицо страха - [7]

— Я не... не вижу его.

— Постарайтесь. Вы должны постараться.

— Может быть... танцовщица.

— Эдна Дансер?

— Я не знаю... может, нет, ...может, Дансер... неверно... может, только, только Эдна...

— Надо узнать это, — сказал Прайн. — Постарайтесь еще. Можете вы сделать это?

— Бесполезно.

— А его имя?

— Дэрил... нет ... Дуайт.

— Как Дуайт Эйзенхауэр?

— Я не уверен, что это действительно его первое имя... и вообще — настоящее, но его так звали... Дуайт... он отзывался.

— Невероятно, — промолвил Прайн, полностью забыв, что несколькими минутами раньше пытался разрушить репутацию гостя.

— Вы видите его другое имя, первое или последнее?

— Нет, но я чувствую... что полиция уже знает его... каким-то образом... и они... они знают его хорошо.

— Вы имеете в виду, что его уже подозревают? — уточнил Прайн. Казалось, что камеры придвинулись ближе.

Грэхему хотелось, чтобы они удалились, чтобы исчез Прайн. Лучше бы он не приходил сюда этим вечером. Но более всего он желал, чтобы ушла его ясновидящая сила, исчезла глубоко в мозгу, ушла туда, откуда явилась после аварии.

— Я не знаю, — ответил Грэхем. — Я полагаю... он должен быть под подозрением. Но в любом случае... они знают его. Они... — он вздрогнул.

— Что такое? — спросил Прайн.

— Эдна...

— Ну?

— Она умерла сейчас.

Грэхем почувствовал себя так, словно он заболевает.

— Где это случилось? — продолжал Прайн.

Грэхем откинулся назад в кресло, стараясь сохранить контроль над собой. Он ощущал себя так, будто он оказался на месте Эдны и что нож только что вонзился в него.

— Где она была убита? — настаивал Прайн.

— В своей квартире.

— Какой адрес?

— Я не знаю.

— Вот если бы полиция могла прибыть туда вовремя...

— Я потерял картину, — сказал Грэхем. — Она ушла. Я сожалею. — Он ощутил холод и пустоту внутри.

3

Около двух часов дня после совещания с директором Энтони Прайн покинул студию, спустился в холл и прошел в свою комнату, которая служила ему офисом и гардеробной, а иногда и домом. В комнате он прошел прямо к бару, положил два кубика льда в стакан и взял бутылку коньяка.

Его менеджер и партнер по бизнесу Пол Стивенсон сидел на банкетке. Он носил дорогую модную одежду. Прайн любил элегантно одеваться и ценил это качество в других мужчинах. Проблема состояла в том, что Стивенсон всегда портил эффект от своего костюма какой-нибудь эксцентричной деталью. Сегодня на нем был прекрасный итальянский серый шерстяной костюм с темно-синей шелковой подкладкой, светло-голубая рубашка, каштановый галстук, черные туфли из крокодиловой кожи... и ярко-розовые носки с зелеными стрелками по бокам, как тараканы на свадебном торте.

Стивенсон был отличным деловым партнером по двум причинам: у него были деньги и он выполнял то, что обещал. Прайн питал большое уважение к доллару. И он не допускал мысли о том, что кто-то, пользуясь своим опытом, умом или правом, мог указывать ему, что он должен делать.

— Лично мне никто не звонил? — спросил Прайн.

— Нет, никто.

— Ты уверен?

— Конечно.

— Ты все время был здесь?

— Смотрел программу по телевизору, — ответил Стивенсон.

— Я жду звонка.

— Сожалею, но звонков не было.

Прайн нахмурился.

— Ужасная программа, — сказал Стивенсон.

— Только первые тридцать минут. После Харриса другие гости выглядели глупее, чем они на самом деле. Были звонки от зрителей?

— Около сотни, все благоприятные. Ты веришь, что он действительно видел происходящее убийство?

— Ты слышал детали, которые он описал? Цвет ее глаз? Ее имя? Он убедил меня.

— Пока жертва не будет найдена, ты не узнаешь, точны ли были детали.

— Они были точными, — произнес Прайн. Он допил свой коньяк и вновь наполнил стакан. Он мог выпить изрядное количество виски и не опьянеть. Ел он также неимоверно много, но не полнел. Он постоянно был охоч до молоденьких хорошеньких женщин и обычно забирался в постель с двумя сразу. Он был не просто мужчиной средних лет, безуспешно пытающимся продлить свою молодость. Ему жизненно необходимы были виски, еда и женщины — и все это в огромных дозах. Большую часть своей жизни он боролся со скукой, глубокой и постоянной обыденностью, царившей в окружающем мире. Энергично шагая и потягивая свой коньяк, он произнес:

— Зеленоглазая женщина по имени Эдна... Он прав. Мы прочтем об этом уже в завтрашних газетах.

— Ты не можешь знать...

— Если бы ты сидел рядом с ним, Пол, у тебя не было бы сомнений в этом.

— Но не странно ли, что его видения появились тогда, когда ты пытался уличить его?

— Уличить в чем?

— Ну... в том, что он брал деньги.

— Если даже он когда-либо и получил больше денег, чем просто компенсация его расходов по работе, то у меня нет доказательств, — сказал Прайн.

Сбитый с толку, Стивенсон спросил:

— Тогда почему ты занимался им?

— Я хотел сломать его, представить лепечущим, беззащитным дураком, — улыбнулся Прайн.

— Но если он не был виновен...

— Он виновен в другом.

— В чем?

— Ты узнаешь об этом.

Стивенсон вздохнул:

— Ты наслаждаешься унижением тех, кого приглашаешь на телевидение.

— Конечно.

— Но почему?

— А почему бы и нет?

— Это дает чувство власти?

— Не совсем, — откликнулся Прайн. — Я наслаждаюсь тем, что выставляю их дураками — политиков, священников, поэтов, философов, бизнесменов, генералов и адмиралов. Большинство людей — глупцы. Я показываю сидящим у телевизоров, что их лидеры такие же тупоумные, как и они сами, — он отхлебнул немного коньяку. Когда он снова заговорил, его голос стал жестче: — Может, когда-нибудь все эти идиоты перегрызут друг другу глотки и оставят мир тем немногим из нас, кто может оценить его.