Лицо на продажу - [21]

Я замолчал, Марина сделала похоронное лицо, и в таком виде мы взошли на крыльцо. Здесь я громко объявил:

– Ну что ж, гражданка Антипова, благодарю вас за информацию! В скором времени я, вероятно, опять навещу вас. А пока желаю скорейшего выздоровления!

Марина отвернулась в сторону и прыснула. Груздев, застыв в неловкой позе, с испугом смотрел на нас. Не поворачивая головы, я вполголоса сказал ему:

– Идите к воротам! Я вас догоню!

Он вздрогнул и поспешно бросился вниз по ступеням, смешно задирая ноги. Я проводил Марину в вестибюль и еще успел незаметно пожать ей руку.

– Знаешь что? – шепнула вдруг она. – Ты все-таки не забывай и про меня, ладно? – И быстро пошла к лестнице.

Я повернул назад, спустился с крыльца и степенно пошел через двор. Сотруднику органов не к лицу бегать как мальчишке. Однако в глубине души я сгорал от нетерпения, гадая, чем порадует меня долговязый доктор.

Груздев маялся за воротами, тревожно поглядывая по сторонам. Я обратил внимание, что на голове у него новая кепка. Вернее, старая – кожа на ней уже повытерта и отсвечивала белизной. Увидев меня, хирург встрепенулся и, запинаясь, пробормотал:

– Ради бога, пойдемте отсюда скорее! У меня душа не на месте. Из-за вас я наживу кучу неприятностей!

Он был бледен и измучен. Под глазами четко выделялись синие круги. На улице было не очень прохладно, но доктора сотрясал мелкий озноб. Когда он говорил, изо рта у него вырывался густой приторный запах мяты. Мне подумалось, что Груздеву для того, чтобы выйти сегодня на работу, пришлось собрать в кулак всю свою волю. А потом я сообразил, что подобное нечеловеческое усилие ему приходится делать ежедневно, и мне стало страшно.

– Все ваши неприятности заключены в вас самом! – убежденно заявил я.

Груздев взглянул враждебно.

– Намекаете на мою слабость? – с неудовольствием спросил он. – А вы знаете, почему я пью? Мне всю жизнь не везет. Меня используют все кому не лень. У меня уводят идеи, женщин, у меня отобрали детей! Вы представляете себе, что это такое, когда весь мир против вас?! Водка – моя единственная отдушина!

– Все пьяницы так говорят, – безжалостно возразил я. – Всегда у них виноват кто угодно, кроме них самих. Ну и водки, разумеется… Она-то как раз и есть их единственная и верная подруга!

– Вы хотите меня убедить, что все должно быть иначе? – с глубоким презрением спросил Груздев. – Вы самоуверенный и благополучный садист! Вы тоже используете меня, играя на моих слабостях! И только для того, чтобы взобраться на ступеньку выше по служебной лестнице!

Насчет служебной лестницы он, конечно, переборщил, но, если брать нравственную сторону вопроса, его слова звучали довольно убедительно – рыльце у меня, несомненно, было в пуху. Чтобы не углубляться в эти дебри, я решил не обострять отношения и миролюбиво сказал:

– Давайте не будем ссориться! Лично против вас я ничего не имею и даже хотел бы помочь. Но, боюсь, это не в моих силах – вы должны сами разобраться со своими проблемами…

– Давайте не будем заниматься душеспасительной декламацией! – криво улыбаясь, перебил меня Груздев. – И прошу вас, пойдемте отсюда – я не хочу попадаться на глаза коллегам.

Мы зашагали по дороге прочь от клиники. Груздев сутулился и втягивал голову в плечи. На длинном лице его было написано отвращение к себе, ко мне и ко всему миру вообще.

– Хорошо, давайте перейдем тогда к делу! – предложил я. – Вы что-нибудь принесли?

Груздев оглянулся через плечо, судорожно полез за пазуху, достал оттуда свернутые в трубку бумаги и, мрачно сверкнув глазами, протянул их мне.

– Это история болезни Краснова, – значительно сказал он.

Я взял бумаги и небрежно сунул их в карман. Груздев молча шагал, время от времени иронически и сердито поглядывая на меня. Что-то в моем поведении вызывало у него раздражение. Наконец он не выдержал и сказал:

– Вы хоть знаете, чего мне стоило раздобыть эту историю?!

– Ну откуда же мне знать? – рассудительно заметил я.

– Вот именно! – с горечью воскликнул Груздев, принимая вид оскорбленной невинности. – Откуда вам знать! А я был вынужден лезть из кожи, чтобы удовлетворить ваше профессиональное любопытство! Я сам себе противен, понимаете вы это?!

– Ну зачем вы принимаете все так близко к сердцу? – укоризненно сказал я. – Ничего ведь страшного не произошло… Ну подумаешь, взяли вы историю болезни, которая идет в архив… Сегодня я изучу ее, а завтра вы положите ее на место. Никто ничего и не заметит!

Груздев саркастически расхохотался.

– Вы так полагаете? – язвительно спросил он. – Не все так просто, дорогой мой, не все так просто!

Я был заинтригован – Николай Петрович чего-то явно недоговаривал. Я осторожно, чтобы не спугнуть его, спросил:

– Почему непросто? Кто-то заметил, что история пропала?

Коллега Груздев снова по-мефистофельски рассмеялся, а потом с непонятной интонацией сказал:

– Не знаю, зачем я вам все это рассказываю! В сущности, я просто, наверное, рою себе яму… Ну да черт с ней! В сущности, гори все синим пламенем! Может быть, это знак судьбы, а? – Он взглянул на меня с отчаянной решимостью, которая так свойственна в некоторые минуты слабым натурам. – Расскажу все – и пусть мне будет хуже!