Лицо другого человека. Из дневников и переписки - [254]

Шрифт
Интервал

Пришел новый академический год! С каждым годом для меня все труднее входить в годовой круг, начинать сызнова наши введения в науку, знакомиться с новыми людьми. Когда кончается чтение курсов в июне, жадно хватаешься за свободные дни, чтобы читать, думать, возобновить прервавшуюся работу своей мысли. До середины каникулярных недель все еще кажется, что времени впереди довольно для того, чтобы почитать и успеть выполнить обязательное: потому позволяешь себе отходить в новости иностранной литературы, более или менее далекие от своих прямых и срочных заданий. А потом время переваливает во вторую половину каникул – начинается спешка; а в общем выполняешь значительно меньше, чем хотелось. Приходили неожиданные и срочные заказы, дополнительные задания, и в общем начало нового академического года встает перед тобою столь же неожиданно, как неожиданно приходит смерть, которую давно ждешь и которая все-таки приходит, как неожиданная новость и экстренное событие!

Как Вам удалось отдохнуть и поправиться летом? Как переживали чрезмерную жару, которая давала себя знать, кажется, повсюду? Можно было ожидать, что в этом году будут особенно хорошие и вызревшие фрукты, например, виноград, арбузы, дыни и т. п. Но к нам доходят, против ожидания, очень водянистые, изобилующие соками, но плохо вызревшие материалы! Надежда Ивановна забавляется и покупает, я ей не мешаю, но со своей стороны думаю, что было бы дешевле и не хуже просто пить воду под водопроводом. Кирзон жил лето на Клязьме близ Москвы. С городской квартирой у него очень плохо. Университет все угощает лишь обещаниями. Семью приходится возвращать в Ленинград на зиму. Может быть, у Вас будут случайные слухи о квартире, подходящей для него. Тогда будьте такая добрая – помогите ему. Побывайте у него в университетской лаборатории!

Ну пока, простите. Буду ждать, что напишите. Поклон от меня Вашим. Надежда Ивановна шлет Вам сердечный привет.

Всего хорошего.

Ваш А. У.

22

21 октября 1936

Дорогая Фаня, только что послал Вам письмо с некоторыми литературными добавлениями, как получил Ваше письмо с выражением удивления, почему я давно не пишу. Когда в другой раз будет получаться такой пробел, не огорчайтесь, пожалуйста, моим молчанием и приписывайте его тому, что или на меня свалилось чрезмерное многоделие, когда вылетает из головы всякий зачаток мысли и нечем поделиться в письме, или события наводят на очень большие переживания и мысли, которые надо оставлять «про себя», не сгущая мрака для других, так как ведь тяжести достаточно на плечах любого из нас! Такой удачный кусок времени, когда сама душа запросит сесть за письмо, выделяется не часто, но я очень рад, когда он все-таки выделяется! Вот и третьего дня, когда я сел за письмо к Вам, был такой момент, когда стало удачно и хорошо побывать мысленно у Вас на Трубниковском и побеседовать о текущих делах. За брошюру Брюкке еще раз спасибо сердечное! Она мне очень нужна. Буду теперь отвечать по порядку на Ваше письмо. Здоровье мое удовлетворительно, если не считать большую утомляемость и головокружения, посещающие меня изредка – то в аудитории, то дома, когда приходится хвататься за стол, чтобы не упасть. Это наше семейное состояние в том возрасте, который мне дан сейчас. Научные дела идут несколько тише, чем в прежние годы. Главным образом приходится писать заказанные статьи. Кроме статьи об И. П. Павлове в «Природе», третьего дня сдал в Академию наук еще новую статью о Павлове же для сборника, посвящающегося покойному. Мне очень хочется, чтобы Вы прочли обе и сказали мне свои мысли по их поводу. Первая озаглавлена «Великий физиолог», вторая – «Об условно-отраженном действии». Летом я доволен, за исключением того, что сделал в течение его значительно меньше, чем было намечено. Это оттого, что я стал лениться и отвлекаться чтением интересных, но «внеплановых» вещей от обязательного! Старость возвращает человеку его прошлое, далекие, детские черты. И я ловлю себя несколько раз на увертках, когда вместо «урока» я брал постороннюю работу и отдавался ей надолго! Это ведь большое наслаждение – улечься с книгой на диван и отдаться прослеживанию того, как текла и извивалась мысль посто-роннего автора!

Почему Вы приписываете именно «литературе» Ваше пополнение за время пребывания в Крыму? По правде сказать, мне кажется, что из Крыма как такового есть мало оснований для соответствующего влияния на метаболизм, помимо литературного довольствия курортников! Или литература в самом деле способствует сдвигу метаболизма в сторону и в пользу жирового обмена? На какие и на чьи работы Вы опираетесь в своих допущениях?

Грустно за Вашего патрона. Желаю от души ему скорейшего выздоровления!

Юличка по-прежнему мила и не забывает меня. Мы говорим с нею о Вас. Часто и она просит опять и опять передавать Вам ее сердечный привет и приязнь. Ее Машка по-прежнему живет у меня.

Надежда Ивановна низко Вам кланяется и просит нас не забывать!

Самый искренний привет наш Вам.

23

5 января 1937

Дорогая Фаня, был очень рад получить Ваше письмо. В нашей с Вами переписке есть один курьезный момент, который изображается на нижеследующем рисунке: после довольно продолжительного молчания кто-нибудь из нас, например Г., прерывается письмом (1). Почти тотчас за этим следует ответ или даже встречное письмо (1а). За этим наступает опять продолжительная фаза молчания. Это длится довольно долго, прежде чем снова один из нас, например у., собирается написать, выражая неудовольствие за долгое отсутствие известий! Получается опять пара почти одинаковых писем: (2) и (2а) с тем, чтобы опять возникла «пауза» или, если хотите, рефрактерное состояние! Это будет уже третий интервал молчания. Нужно, чтобы что-то накопилось, собралось достаточно силы, дабы возникла новая пара писем (3) и (За) и т. д. Я уже давно заметил этот «порядок» вещей! Он в самом деле интересен! Не правда ли?


Еще от автора Игорь Сергеевич Кузьмичев
Тициан Табидзе: жизнь и поэзия

Предлагаем вниманию читателей первое полное неподцензурное издание книги историка литературы, критика Г. М. Цуриковой «Тициан Табидзе: жизнь и поэзия». Текст печатается в первоначальной авторской редакции.Это единственная и в России, и в Грузии книга, посвященная жизни и творчеству известного грузинского поэта, его дружбе с русскими поэтами и особенно душевному родству, связывавшему Тициана Табидзе с Борисом Пастернаком.Также в настоящее издание включен корпус избранных стихотворений Тициана Табидзе в переводах русских поэтов.Книга выходит в год 120-летия Тициана Табидзе и 125-летия Бориса Пастернака.Согласно Федерального закона от 29.12.2010 № 436-ФЗ «О защите детей от информации, причиняющей вред их здоровью и развитию», «книга предназначена для лиц старше 16 лет».


Жизнь Юрия Казакова. Документальное повествование

Юрий Павлович Казаков (1927–1982) – мастер психологического рассказа, продолжатель русской классической традиции, чья проза во второй половине XX века получила мировую известность. Книга И. Кузьмичева насыщена мемуарными свидетельствами и документами; в ней в соответствии с требованиями серии «Жизнь и судьба» помещены в Приложении 130 казаковских писем, ряд уникальных фотографий и несколько казаковских рассказов.


Рекомендуем почитать
Ковчег Беклемишева. Из личной судебной практики

Книга Владимира Арсентьева «Ковчег Беклемишева» — это автобиографическое описание следственной и судейской деятельности автора. Страшные смерти, жуткие портреты психопатов, их преступления. Тяжёлый быт и суровая природа… Автор — почётный судья — говорит о праве человека быть не средством, а целью существования и деятельности государства, в котором идеалы свободы, равенства и справедливости составляют высшие принципы осуществления уголовного правосудия и обеспечивают спокойствие правового состояния гражданского общества.


Пугачев

Емельян Пугачев заставил говорить о себе не только всю Россию, но и Европу и даже Северную Америку. Одни называли его самозванцем, авантюристом, иностранным шпионом, душегубом и развратником, другие считали народным заступником и правдоискателем, признавали законным «амператором» Петром Федоровичем. Каким образом простой донской казак смог создать многотысячную армию, противостоявшую регулярным царским войскам и бравшую укрепленные города? Была ли возможна победа пугачевцев? Как они предполагали обустроить Россию? Какая судьба в этом случае ждала Екатерину II? Откуда на теле предводителя бунтовщиков появились загадочные «царские знаки»? Кандидат исторических наук Евгений Трефилов отвечает на эти вопросы, часто устами самих героев книги, на основе документов реконструируя речи одного из самых выдающихся бунтарей в отечественной истории, его соратников и врагов.


Небо вокруг меня

Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.


На пути к звездам

Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.


Вацлав Гавел. Жизнь в истории

Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.


Счастливая ты, Таня!

Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.