Лицо Аэны - [2]

Десантники отыскивали устойчивые, не подверженные, казалось, колебаниям и выбросам участки поверхности, но едва успевали установить на них стационарные установки глубокого бурения, как еще недавно спокойная почва начинала опасно колебаться, расходиться горбатыми, медленно перекатывающимися валами. И, наконец, взрывалась фонтанами жидкой грязи, равнодушно поглощая приборы.

Межгалактический центр торопил с исследованиями, и люди работали на пределе сил, отыскивая возможности заглянуть под оболочку капризной Сентябрии. Однако их ждали лишь новые разочарования.

Когда закончилась неудачей очередная попытка добраться до кобальта с помощью направленного взрыва, в каюту Карелина зашел научный руководитель экспедиции Петр Белов.

Белов был младше капитана рейдера лет на пять. Он считался опытным специалистом по добыче металлоносных руд в условиях глубокого космоса.

Белов присел на край кресла, в раздумьи насвистывая незатейливую мелодию.

— Не надо, — сказал Карелин, — плохая примета.

Белов вскинул на него воспаленные от бессонницы глаза, усмехнулся невесело:

— Я забыл, что все космические асы суеверны. Но мне-то бояться нечего. Хуже, чем есть, уже не будет. Не может быть, понимаешь?

Карелин, ничего не ответив, подошел к панорамному иллюминатору. Некоторое время пристально вглядывался в сполохи сияния, переливавшегося над резко очерченной полосой горизонта.

— Ты заметил, цвет сияния изменился? — спросил он. — Раньше был зеленоватым, а теперь розовый…

— Меня мало волнуют приметы здешнего пейзажа, — буркнул Белов. — Я ученый, а не живописец. Эта проклятая трясина скоро сведет всех нас с ума. Она так расчетливо пожирает механизмы, словно чует, где те находятся. Ты знаешь, что она сотворила с нашим зарядом?

— В общих чертах, — кивнул головой Карелин.

— Он взорвался на расчетной глубине — десять метров. Но все дело в том, что немного пониже энергия этого направленного взрыва словно натолкнулась на какое-то непреодолимое препятствие и пошла не вниз, а в разные стороны. Кобальт залегает намного глубже. Что же помешало взрыву?

Капитан рейдера пожал плечами.

— Вот и я не знаю, — сказал устало Белов. И рассмеялся неожиданно.

— Что с тобой? — спросил Карелин.

— Не обращай внимания… — отмахнулся Белов. — Это я от злости. Вспомнилось, понимаешь, как мы в студенческие годы спорили о космосе. Сплошная идеализация и романтика. Что ни рейс, то контакт. Прекрасные инопланетянки… Тьфу, черт… Стыдно! — проговорил он сокрушенно. — Космос — это работа. Опасная и часто неблагодарная. Тому, кто не научился как следует вкалывать и себя не жалеть, в этой черной дыре делать нечего. С каким удовольствием я объяснил бы эту азбучную истину романтичным желторотикам из школ космонавигации.

— Они бы тебе все равно не поверили, — спокойно сказал Карелин.

— Почему? — искренне удивился Белов.

— Есть вещи, к которым нужно прийти самому. Самому испытать, пережить… Вспомни себя. Ты принял бы на веру то, что сейчас утверждаешь сам, с чужих слов в свои двадцать лет?..

Белов промолчал.

— То-то, — сказал Карелин. — И потом ты не совсем прав, по-моему. Да, космос это прежде всего работа. Но работа особая, работа, подразумевающая как одно из главных профессиональных качеств умение мечтать, быть готовым к самым невероятным вещам.

— Знаешь, я как-то пока обходился без этого умения, — саркастически заметил Белов. — И до сих пор никто меня не упрекнул в отсутствии профессионализма.

— И зря, — проговорил Карелин. — Если мы будем видеть только конкретные сиюминутные задачи и не больше, то рискуем забыть об очень важных вещах. О том, например, зачем мы сюда пришли. Для чего мы вообще идем все глубже в космос. Не только ведь ради кобальтовых залежей и новых станций, верно?..

Белов упрямо качнул головой:

— Я практик, реалист. А вот исследователь космоса, о котором ты говоришь, прости, чересчур идеален. Такой не станет копаться в грязи на Сентябрии. Впрочем, я пришел к тебе не для того, чтобы вести теоретические споры. Похоже, мы исчерпали свои технические возможности на Сентябрии, капитан. Пора уходить. Сегодня же переговорю с Центром и постараюсь втолковать маститым ученым мужам, что если специальная экспедиция детально не изучит механизм изменения здешней поверхности, кобальта нам не видать. Что называется, близок локоть, да не укусишь, — раздраженно заключил он.

— Что ж, — сказал Карелин, — рейдеру действительно пора покинуть Сентябрию. И не только потому, что… — он оборвал фразу, взглянул на Белова, вновь подошел к панорамному иллюминатору, за которым расстилалось розовое мерцающее свечение.

Белов некоторое время глядел на него вопросительно, потом пожал плечами, поднялся и направился к выходу.

3

Дежурный пилот неторопливо обходил отсеки погруженного в тишину рейдера. Он шагал по широкому овальному коридору, мимо выступов люков и массивных переборок, рассеянно вслушиваясь в мерный, приглушенный шум гравитационных установок, удерживавших корабль в километре над поверхностью Сентябрии.

По бортовому времени было около двух часов ночи, и во всех помещениях рейдера царила полутьма.

Пилот задержался в двигательном отсеке, вглядываясь в показания приборов, затем по крутому трапу поднялся на этаж командных служб.