Лицо Аэны - [10]
Стену воздвигли совсем с иной целью. Она стала опасной преградой на пути тех, кто желал покинуть мелалополис. Кто, не боясь лишений и самой смерти, семьями и поодиночке уходил в кишащую опасными тварями сельву, чтобы не потерять право жить так, как хочется.
Как? Агент знал об этом лишь в общих чертах. Инструкция запрещала интересоваться подробностями жизни отшельников. Но даже этого было достаточно, чтобы понять: отшельники — совсем не те, за кого их пытаются выдать. Не разбойники, не преступники. Они хотели лишь жить по-своему, только и всего.
Первые отшельники не рисковали углубляться в сельву и поселились сравнительно недалеко от мегалополиса, соорудив общий лагерь на расчищенной от деревьев площадке.
Эта ошибка обошлась им дорого.
Ночью огромные гравилеты службы безопасности повисли над лагерем. Почти все отшельники были захвачены и силой возвращены в мегалополис.
Агент помнил, как звенели торжествующие нотки в голосе главы службы безопасности, выступавшего на следующий день по главной видеопрограмме:
— Сегодня великий день — мы вернули заблудших в лоно прогресса. Пусть же это предательство будет последним.
Благому пожеланию одного из отцов города не дано было осуществиться.
«Лоно прогресса» оказалось непосильным бременем для отшельников. Они предпочитали скорее медленно умирать в рудниках, чем жить так, как жило большинство в мегалополисе.
Бегство в сельву продолжалось. Наученные горьким опытом отшельники объединялись теперь в небольшие группы по два-четыре человека и тщательно маскировали свои следы и места поселения. Они рассеивались по необъятному пространству сельвы, постоянно меняя стоянки, и служба безопасности оказалась бессильна разыскать беглецов.
Именно тогда в сельве высадился десант первых миссионеров.
…За семнадцать лет агент не стал отшельникам другом. Слишком многое их разделяло. Агент не представлял жизни без комфортабельных чудес мегалополиса, отшельники же их отвергали. Агент появился на свет в киндерполисе, отшельники же имели отцов и матерей. Лозунг «Искусственное — лучше настоящего!» казался агенту верхом совершенства, отшельники же считали целью жизни доказать обратное.
Нет, агент не стал им другом. Но он перестал считать отшельников врагами. Уже одно это было нарушением инструкции.
Уже одно это могло считаться в мегалополисе преступлением.
Сознание этого больно донимало агента.
Капсула замедлила падение и наконец остановилась. Агент вышел на улицу.
Солнечный свет ослепил его. Агент переждал немного, пока привыкнут глаза. Затем шагнул вперед и уже занес было ногу над лентой движущегося тротуара, когда рядом выросла высокая фигура.
Незнакомец был облачен в какую-то допотопную хламиду, перепачканную влажной глиной, его ввалившиеся щеки заросли многодневной щетиной. Над плечом мужчины вились две пестрые бабочки. В центре ультрасовременного мегалополиса, на залитой солнцем улице, этот человек выглядел странно, почти нереально, словно выходец из иного, неведомого мира.
В следующее мгновение агент понял, что, по сути, так оно и есть — незнакомец принадлежал к отшельникам. Агент был уверен в этом. Ремесло, которым занимался столько лет, давало ему уверенность. Таких лиц он повидал немало за стеной.
«Чудеса, — подумал агент. — Отшельник сам явился в город. И ни стена, ни все фильтры службы безопасности его не остановили…»
Отшельник молчал, присматриваясь к агенту, словно пытался понять, этот ли человек ему нужен. Наконец, разжал сухие, запекшиеся губы:
— Это ты приходил в сельву. Я знал, что разыщу тебя рано или поздно. Узнаю вот по той отметине, — и указал на едва заметный шрам на скуле агента.
Тот машинально провел пальцем по белому рубцу — памяти о давней и не слишком приятной встрече в сельве.
— Ты обвинял нас в том, что мы погребаем себя заживо, а могли бы наслаждаться комфортом. Я не верил тебе. Разве можно верить хотя бы одному слову охотника за черепами?..
Агент лишь усмехнулся невесело, услыхав знакомое прозвище.
— Но кое-кого тебе удалось отравить медом фальшивых слов, — продолжал отшельник своим глухим голосом. — Я вернулся с охоты и узнал, что Мария и еще несколько наших женщин ушли с тобой. Ты должен знать, где они, где Мария.
Агент глядел на него с изумлением. Нужно быть миссионером, чтобы оценить, на что шел и чем рисковал отшельник, дерзая осуществить свою почти безумную затею, — пробраться в мегалополис и попытаться разыскать своих близких.
— Кто она, эта Мария? — спросил он. — Твоя жена, дочь?..
Отшельник осторожно извлек из-под своей хламиды что-то завернутое в плоские листья, бережно развернул.
Со старой голограммы на агента глядели живые, смеющиеся глаза черноволосой девушки, почти подростка.
— Здесь она совсем юная, — проговорил отшельник, — но других снимков у меня нет. Не так-то просто изготовить голограмму в сельве. Мария должна была стать моей женой. Я… — он запнулся, бросив нерешительный взгляд на агента, но все же сказал — медленно и тихо, словно преодолевая какую-то мучительную преграду, — я люблю ее.
— Понимаю, — сказал агент.
— Понимаешь? Ты? — глаза отшельника сузились. — Где тебе понять, ловец душ! Твоя профессия — предавать. Обманывать и предавать. Если бы не ты, если бы не ты…
