Личная жизнь женщины-кошки - [49]

«Любые данные всегда требуют проверки, – говорил он. – И даже если проверка в определенных специфических условиях показала положительные результаты, это не значит, что ты можешь признать что-то на сто процентов. Остается еще теория относительности, никогда не забывай об этом. Что, если рядом окажется черная дыра?»

Девушке на фотографии, которая висела над столом Игоря, было лет шестнадцать, как и Апрелю. У нее были волосы цвета темного меда, балтийского янтаря: не рыжие, не каштановые, а совершенно уникальные. Такой цвет бывает один на миллион среди коричневых голов. У девушки, предположительно Анны, были идеально правильные черты лица, чуть заостренный подбородок и, кажется, голубые глаза – до этой детали было сложно добраться даже с лупой.

Зато то, что было вокруг Анны, говорило само за себя. Она стояла в окружении самых разных цветов в горшках – зеленые, большие, с крупными листьями, маленькие, кустистые, цветущие. Герань, черт его знает, что еще там, были и орхидеи того же нежно- лилового цвета, что у Апреля в кабинете. На Анне был фартук, на руках резиновые перчатки, перемазанные в земле. Она держала руки так, чтобы не запачкать одежду. А еще на снимке она смеялась: наверное, фотограф застал ее врасплох. И, скорее всего, это был Игорь. Улыбка Анны и ее смех были, наверное, такими заразительными, что невозможно было не засмеяться тоже. Но я не смеялась.

Я отбросила лупу и захлопнула альбом. Моя самооценка лежала на полу и билась, как рыба без воды. Мне захотелось вскочить и убежать. Я не понимала, что делаю тут, в этой кухне. Мне хотелось разбудить Игоря и спросить его о том, как и почему он решил встречаться со мной. От какой тоски, с какого отчаяния? И только чудовищные усилия воли помогли мне остаться сидеть на стуле. Затем я собралась с духом, дотянулась до моего телефона, открыла приложение фотокамеры и пересняла фотографию в безумной надежде, что эта янтарная «красавица в цветах» – все же не Анна.

Потому что если это она, то у нас с Апрелем нет никаких шансов. Учитывая то, что Игорь каждый день растит и поливает точно такой же сад, который был у Анны. Это даже хуже, чем Юра Молчанов в новостных передачах, хоть даже если каждый день. Это битва с ветряными мельницами темно-медового цвета балтийского янтаря.

– Чего это ты тут делаешь? – спросил Игорь несколько мгновений спустя, застав меня за невинным разглядыванием фотографий. Я сонно потянулась, сказала, что теперь знаю о нем все и даже больше, при этом с затаенным страхом вгляделась в его лицо. А вдруг догадается? Но блаженны неведающие, они живут с легким сердцем. Игорь склонился над столом, положил руку мне на плечо, посмотрел на фотографию, где он вместе с отцом позирует на фоне какой-то огромной рыбины.

– У тебя очень приятные родители. Почему у тебя нет брата или сестры? Тебе не было скучно одному в детстве? И, кстати, ты знаешь, что единственные дети в семьях обычно вырастают страшными эгоистами? Прям как ты.

– Значит, такого ты обо мне мнения, да? – усмехнулся Игорь. – И как же ты решилась влюбиться в такого эгоиста?

– Ты слишком красив, – невозмутимо ответила я.

– Так, теперь я в самом деле начинаю беспокоиться.

– Не беспокойся. Красота скоротечна, – добавила я, и Игорь закатил глаза.

Выходные мы потратили на то, чтобы забрать остатки моих вещей от мамы и перевезти их на вишневом «Опеле» к Игорю домой. Нам потребовалось сделать несколько ходок. И каждый раз мама воспринимала такой визит как нашествие и личное оскорбление с моей стороны. Это было странно, учитывая тот факт, что она сама подталкивала меня к тому, чтобы я устраивала свою личную жизнь. Теперь она категорически отказывалась верить в то, что все происходит всерьез и что Игорь, ожидающий меня внизу, в машине, это не прикол, а реальность.

– Что, если тебе придется ночевать здесь? У тебя не осталось ни одной пижамы! – возмущалась она.

– Мам, я могу поспать и без пижамы, – удивлялась я. – Чего тебе сдались эти пижамы?

– Но что-то же лежало у тебя на полках. Мало ли что? Зачем очищать полки полностью? Оставь немного на всякий случай. Мало ли что. Не сойдетесь характерами, – в ее голосе звучала надежда. Я усмехнулась и покачала головой:

– Мам, ты пессимист, я всегда знала.

– Я не это имела в виду, – тут же сдала назад моя мама. О, пессимизм – это у нас семейное, это у нас в нее. Все будет очень плохо, и лучше начать готовиться заранее, что, впрочем, не поможет, потому что плохо будет все равно.

– Мамчик, я не очищаю полки, а просто даю тебе возможность использовать пространство как-то иначе.

– Да как я его должна использовать? – пожимала плечами мама. – Что мне теперь, зимний сад разбить?

– Почему сразу зимний сад? Не надо, пожалуйста, никаких садов! – отреагировала я неприлично резко. Идея выращивать цветы мне теперь совсем не нравилась.

– А почему Игорь не поднимется, не поможет тебе? Почему это ты должна таскать тяжести? – Мама принялась искать в Апреле недостатки, но если они у него и были, то не имели отношения к галантности. Прагматизм – да. Холод, спокойствие, умение всегда держать себя в руках – да.