Личная танцовщица - [23]

Позже, когда я был в «Зомби», я сказал Джой, что я поеду в Исарн, и она начала прыгать на месте. «Бай дуе» — говорила она. — «Поедем.» Она сказала мне, что места, по которым я буду передвигаться, опасны, и что мне будет безопаснее, если она поедет со мной. Я объяснил ей, что жена моего друга Бруно тоже из Исарн, и что она будет способна позаботиться о нас. Джой тогда сказала, что она хочет увидеть ее отца. Я смягчился и сказал «ОК». Я полагал, что это будет хорошим решением. Я часто виделся с Джой, но фактически все наше время вместе мы провели в «Зомби», наружних барах Нана Плазы, ресторанах поблизости или в отелях. Я редко видел ее при дневном свете; наши отношения были перекошены в ночное время. Это неестественно для меня, так что я сильно хотел увидеть, что у нас получится, если мы будем находиться вместе двадцать четыре часа в сутки.

В день поездки мы договорились, что встретимся с Бруно и Пэм около большого торгового центра вблизи аэропорта. Джой поместила сменную одежду в пластиковую дорожную сумку. Я попросил ее не надевать много украшений, и она выглядела очень красивой и молодой. Джой двадцать лет, а мне тридцать шесть, но в баре я никогда не замечал разницы в возрасте. Стоя возле торгового центра, я внезапно почувствовал себя старым, и мне казалось, что все проходящие тайцы поворачивалась посмотреть на нас.

Когда Бруно приехал в его Лендровере, я понял, почему он так сильно хотел, чтобы я поехал с ним. Пэм растянула запястье, и хотя могла им шевелить, но у нее был наложен гипс. Бруно же не имел водительских прав, но они были у меня. В течение следующих четырех дней за рулем в основном сидел я. Бруно сидел рядом со мной и говорил час за часом, как будто он читал лекцию студентам. Фактически, это казалось более худшим, чем было на самом деле, потому что он великолепно знал страну и людей; но он говорил хриплым шепотом, и его английский язык был с жутким немецким акцентом, и трудно было понять, что он говорил.

Мы проехали через Корат, а затем к Удон Тхани, около 80 километров от границы с Лаосом, затем отрезок к Након Пханом, чтобы посетить керамическую фабрику, потом до Убон Ратчатхани, недалеко от Камбоджи. По дороге мы останавливались в нескольких храмах, не включенных в более ранние издания путеводителя моей компании, и Бруно водил меня в рестораны, которые были далеки от обычных туристических маршрутов.

Поскольку я вел машину, Бруно говорил, Джой и Пэм сидела позади нас, сплетничая на их собственном языке. Кажется, что деревня Пэм была в той же части Исарна, что и Джой. Пэм около сорока лет, более темнокожая, чем Джой, и более пухлая. Каждой ночью мы вчетвером ели вместе, потом Джой и я обходили окрестности, независимо от того, в каком бы городе мы находились.

Она казалась довольной, что находится подальше от Бангкока и давления баров. Она рассказывала мне о пище, которая продавалась на обочине, рассказывала мне истории о ее детстве, и пробовала научить меня кхмерским словам. Тайский был ее основным языком, но она почти также говорила на лаосском и кхмерском.

Вместе с английским языком она говорила на четырех языках, и я не мог представить, как бы отличалась ее жизнь, если бы она родилась в богатой семье в Бангкоке, а не у бедных фермеров в Исане. У нее хороший интеллект и чувство юмора, и она чувствительна к моим капризам, чего я никогда не замечал у моих прежних подруг. Когда я хотелось тишины, она вела себя тихо, но она, казалось, чувствовала, когда мне становилось скучно, и начинала развлекать меня, дразня и шутя, пока я не начинал смеяться с нею. Она была почтительна к Бруно, подливала ему пиво за едой, предлагала ему воды, когда мы ехали, а также назвала его Пии-Бруно, что являлось признаком уважения.

Ночью она спала в моих руках, целуя меня в шею каждый раз, когда просыпалась и шептала: «Чан рак кхун.» Я люблю Вас. «Чан рак кхун я даи.» Я люблю Вас до смерти.

По дороге от Убон Ратчатхани к Бангкоку мы заехали в деревню Джой, в южной части Сурина. Она казалась все более возбужденной, поскольку мы подъезжали ближе, при виде дорожных указателей, и сообщала мне названия деревень, которые мы проезжали. Дорога становилась все хуже и хуже, и вскоре мы ехали по дороге, едва ли достаточно широкой для разъезда двух транспортных средств. На полях по обеим сторонам дороги паслось несколько животных и росли какие-то зерновые культуры, которые выглядели довольно жалко. Я спросил Бруно, почему сельхозугодья были настолько бедны, и он сказал, что в Исарне меньше дождей, чем в других частях страны, а поскольку зерновые культуры низкого качества, у фермеров нет денег на удобрения и пестициды.

Мы остановились на маленьком рынке, чтобы Джой смогла купить большую рыбу и некоторые фрукты, как подарки. Я дал ей пять тысяч бат, чтобы она смогла дать некоторые деньги ее семье. Я знал, как это важно для нее. Она сделала «Вей» мне, когда я дал ей деньги, жест для меня более важный, чем если бы она сказала спасибо или поцеловала меня.

Дом Джой находился примерно в пятидесяти футах от дороги, двухэтажный деревянный дом с просмоленной крышей. Не было никаких окон, только ставни, стояли большие глиняные бочки, связанные с водопроводными трубами, про которые Бруно сказал, что это единственный способ для поставки воды в дом. Электричество проведено от верхнего кабеля от ряда столбов, которые бежали по обочине, про которые я подумал, что это телефонные провода. Бруно рассмеялся и сообщил мне, что самый близкий телефон вероятно в миле или дальше. Мы вышли из машины и направились к дому. Не было никакой укрепленной дорожки, только след на исхоженной траве. Всюду валялись носилки, полиэтиленовые мешки, обрывки газет, шоколадные обертки, и ощущался общий дух пренебрежения к месту проживания. Деревянная задняя стена прогнила в некоторых местах, и один из ставней окна висел на одном стержне. Сунан и Моон вышли поприветствовать нас. Я был удивлен увидеть их здесь, потому что Джой ничего об этом не говорила. Сунан была одета в униформу барных девочек, в облегающую черную футболку и синие джинсы. Моон одела длинное розовое платье и туфли с высокими каблуками. Моон держала на руках свою дочь, Нонглек.