Лицей 2022. Шестой выпуск - [5]
Взрослые запрещали нырять в реку с подвесного моста. При взгляде сверху вниз река выглядела не глубже ржавого бака, что стоял на огороде у Аманбеке для полива. Водовороты, которые каждый год забирали жизни нескольких человек, лениво закручивались в широкие плоские воронки.
Под развесистой ивой, слепившей на солнце серебром, Катя освободилась от платья и вошла в воду. Тёплая, цвета куриного бульона река не освежала Катю, а будто медленно варила. Она немного побарахталась и вышла на глинистый берег. Только сейчас, оставшись одна, девочка могла думать о том, как умер Маратик. Выжав косички, похожие на джутовые верёвки, и улёгшись на разложенном халате, Катя подставила веснушчатое лицо солнцу. Под алыми веками поплыли радужные пятна, и Катя стала вспоминать вчерашнее утро.
Маратик хныкал, размазывая кулачком сопли по смуглому лицу. Из-за этого его мокрый нос задирался и шевелился, словно резиновый. Ему хотелось пробраться в спальню и узнать, не привёз ли отец подарок с рейса, но Катя по-хозяйски, словно щенка, брала его в охапку и оттаскивала каждый раз, когда он уже делал глубокий вдох, чтобы запеть. В зале она расстелила любимое корпе — лоскутное одеяло — напротив телевизора и похлопала рукой по узору рядом с собой.
— Идём сюда, Маратик!
— Идё-о-ом сю-у-уда-а-а! — пропел Маратик и вытащил откуда-то из-за спины окарину, собираясь засвистеть.
С деревянной игрушкой Маратик не расставался уже полгода. Отец привёз окарину из длинного рейса в надежде, что свист заменит пение и сын заговорит, но этого не произошло.
— Ты что! — вскрикнула Катя и, отобрав игрушку, рассмеялась в ладошку. Маратик тоже улыбнулся, обнажив ряд детских полукруглых зубов.
Катя улеглась на корпе и пальцем с обгрызенным ногтем стала поглаживать цветные квадраты ткани.
— Смотри, Маратик, это табарик. Этот кусочек нам дали, когда умер атака. Ты помнишь атаку?
Маратик качнул головой и улыбнулся.
Катя вскочила на ноги, заправила майку в шорты и, схватившись за поясницу, заковыляла по комнате, изображая деда.
— Видишь этот кнут? — Катя сдвинула брови и стянула с дивана пояс от материнского халата.
Мальчик не понял.
— Ну представь, что тут — кнут! — Катя замахнулась поясом, словно погоняла скот.
— Кну-у-ут!
— Да, кнут. Вот муж, ой нет, жена тебя будет им бить! Потому что нельзя быть таким непослуш-шным! — Катя грозно прошипела последнюю фразу и со стуком упала на содранные колени. — А этот кусок папа принёс с дня рождения того противного Кайрата или как там его, синий — с похорон ажеки, красный — с похорон этого… Кхе-кхе-кхе, — Катя понарошку закашлялась и изобразила удушье.
За самодеятельным театром Кати наблюдала с надтреснутой доски в тёмном окладе сутулая Богородица с мешками под глазами, как у школьной учительницы рисования. Катя ловила её суровый взгляд и нарочито противно хихикала.
— Какой же ты весь сладенький, Маратик. Так бы и съела тебя, мой баурсачек! — Катя стянула корпе, накрылась им с головой и изобразила призрак. — Я одеяло смерти, я съем тебя!
— Я сме-е-е-е-ерть, — затянул Маратик громче обычного.
— Ой нет, нет! — Катя зажала Маратику рот. — Всё, тихо, сейчас будут мультики.
Катя быстро глянула на Богородицу, что висела над телевизором, и, словно получив разрешение, включила старый тяжеленный «Рекорд». Телевизор громко затрещал. Чтобы чёрно-белая картинка была более или менее чёткой, приходилось настраивать комнатную антенну. Телевизор шипел и сопротивлялся, пока один ус антенны не упирался в рот младенца на иконе, словно Иисус давал интервью.
Наконец на экране появился мультяшный дятел и залился истеричным смехом. Катя потянулась к переключателю громкости, но вспомнила, как его открутил Маратик, когда игрался с ним накануне. Из телевизора торчал только железный штырёк, который не поддавался Катиным пальцам.
— Маратик, а где…
Катя не успела ни задать вопрос, ни остановить брата. Он крепко держал окарину в пухлых ручках и изо всех сил дул. Смех дятла и свист Маратика наполнили комнату, Катя метнулась к двери в надежде удержать звуки в зале, но на пороге уже стоял сонный отец. Взгляд его был невидящий, а движения — резкие и беспорядочные.
— Что вы мне спать не даёте? Катя, ты почему не смотришь за Маратиком?
Серикбай уже замахнулся для подзатыльника, но Катя ловко увернулась и отпрыгнула на другой конец комнаты.
— Псмиля! — буркнул отец.
Пошатываясь, он поплёлся к телевизору. Крупная его фигура рядом с маленьким Маратиком, сидящим на полу, выглядела зловеще гигантской. Он зашарил в поисках выключателя громкости. Исподлобья глянул на Маратика. Тот улыбнулся отцу, но свистеть не перестал. Мультяшный хохот и свист Маратика смешались в сонном сознании Серикбая. Он забормотал казахские проклятия, убрал «микрофон» от лица Иисуса и потянулся к розетке, чтобы вырубить телевизор от сети.
Свист прекратился внезапно.
Шипящий и хохочущий «Рекорд» падал на Маратика, как в замедленной съёмке. Кате казалось, что отец успеет поймать телевизор, но он, словно пьяный, пошатнулся и беспомощно упал на колени. Катя услышала треск окарины и чего-то ещё. Из-под упавшего телевизора торчала ручка Маратика. Катя завизжала от страха и бросилась к братику.
Дебютный роман Екатерины Манойло, который задолго до выхода книги привлек пристальное внимание литературных обозревателей и критиков, а также получил премию «Лицей» имени Александра Пушкина. Героиня романа Катя – дочь русской и казаха – живет в маленьком приграничном городе, и две эти культуры оказали равное влияние на формирование ее личности: противоречивой, сложной, яркой. Она уезжает в Москву от глубокой личной трагедии, но вырваться из родных мест навсегда невозможно: они притягивают, заставляют вернуться хотя бы ненадолго и пытаются сломать. Это роман о насилии и свободе, счастье и зависимости, смерти и торжествующей над ней жизни.
Виктор Николаевич Харченко родился в Ставропольском крае. Детство провел на Сахалине. Окончил Московский государственный педагогический институт имени Ленина. Работал учителем, журналистом, возглавлял общество книголюбов. Рассказы печатались в журналах: «Сельская молодежь», «Крестьянка», «Аврора», «Нева» и других. «На реке черемуховых облаков» — первая книга Виктора Харченко.
На пути к мечте герой преодолевает пять континентов: обучается в джунглях, выживает в Африке, влюбляется в Бразилии. И повсюду его преследует пугающий демон. Книга написана в традициях магического реализма, ломая ощущение времени. Эта история вдохновляет на приключения и побуждает верить в себя.
Прогрессивный индийский прозаик известен советскому читателю книгами «Гнев всевышнего» и «Окна отчего дома». Последний его роман продолжает развитие темы эмансипации индийской женщины. Героиня романа Басанти, стремясь к самоутверждению и личной свободе, бросает вызов косным традициям и многовековым устоям, которые регламентируют жизнь индийского общества, и завоевывает право самостоятельно распоряжаться собственной судьбой.
Вторая часть романа "Мне бы в небо" посвящена возвращению домой. Аврора, после встречи с людьми, живущими на берегу моря и занявшими в её сердце особенный уголок, возвращается туда, где "не видно звёзд", в большой город В.. Там главную героиню ждёт горячо и преданно любящий её Гай, работа в издательстве, недописанная книга. Аврора не без труда вливается в свою прежнюю жизнь, но временами отдаётся воспоминаниям о шуме морских волн и о тех чувствах, которые она испытала рядом с Францем... В эти моменты она даже представить не может, насколько близка их следующая встреча.
Каково быть дочкой самой богатой женщины в Чикаго 80-х, с детской открытостью расскажет Беттина. Шикарные вечеринки, брендовые платья и сомнительные методы воспитания – у ее взбалмошной матери имелись свои представления о том, чему учить дочь. А Беттина готова была осуществить любую материнскую идею (даже сняться голой на рождественской открытке), только бы заслужить ее любовь.
Посреди песенно-голубого Дуная, превратившегося ныне в «сточную канаву Европы», сел на мель теплоход с советскими туристами. И прежде чем ему снова удалось тронуться в путь, на борту разыгралось действие, которое в одинаковой степени можно назвать и драмой, и комедией. Об этом повесть «Немного смешно и довольно грустно». В другой повести — «Грация, или Период полураспада» автор обращается к жаркому лету 1986 года, когда еще не осознанная до конца чернобыльская трагедия уже влилась в судьбы людей. Кроме этих двух повестей, в сборник вошли рассказы, которые «смотрят» в наше, время с тревогой и улыбкой, иногда с вопросом и часто — с надеждой.