Лицей 2021. Пятый выпуск - [34]

Шрифт
Интервал

тем же мясом туманной идеи.
В электричке до «Станцияновой»
новой магией я овладею…
Но драконам на горе и йетям
не доехать туда, не дотопать.
Между тем человеком и этим
вот такая вот (жест) хитропропасть.
* * *
На Воробьёвых безупречно,
пустынный берег аж звенит.
Прекрасен склон, прекрасна речка,
асфальт прекрасен и гранит.
Ни пиджакряков женихацких,
ни леденящих тротуар,
в смешных трико, в миндальных касках
велосипедствующих пар.
В трудах разнообразных Ленин
народам указал пути.
Такой простор для размышлений,
куда бы мысленно пойти.
Гундосит одиноко триммер,
холмам равняющий виски.
Неустановленный Владимир
благословляет Лужники.
* * *
В пространстве между тьмой и светом
вспухают главные дела.
А вот чудовище из шкафа.
А вот — художница сидит.
Она — творец в густых потёмках
на разделительной черте.
Она — одна из невесомых,
она теней имеет две.
В бедро упёрлась левой тенью,
а тенью правой держит кисть.
Рисует в сумерках картину,
и ночь не смеет наступить.
* * *
Розовый лотос — сон Махариши.
Мёртвые кошки — грозные мыши.
Грязные мыши, грузные мыши.
Запах замазки. Дачные крыши.
Смыты потоком неторопливым
дачные сотки с «белым наливом».
Новое тело — новое дело,
Родина нас отпускать не хотела.
Будущий Джонни с будущим Билли
солнце в Нью-Йорке похоронили.
То ли ватрушка, то ли подушка —
между развалин скачет зверушка.
Всё повторяют новые виды.
Вот архимеды, вот пирамиды.
Смуглый товарищ у аппарата.
Бхагавадгита. Махабхарата.
* * *
«Поколение системных ошибок».
А давайте нас так называть.
Развалился союз нерушимых.
В этот год мне исполнилось пять.
Было детство — такое, как было.
А теперь уже молодость — фьить!
Офигеть. Просветите дебила:
я не знаю, как правильно жить.
Ни о чём ваши Пруст и Набоков.
А воскресная школа — о чём?
Там однажды мне после уроков
засветили в висок кирпичом.
Я не знаю, с тех пор я подрос ли?
Нет, не чувствую, стал ли правей.
Больно много красивого после —
и любовей, и прочих любвей.
Очень просто всё: раз — и готово.
И не счистить грехов, и не счесть.
Много вкусного, мало святого.
Но хотя бы какое-то есть.
Берег этот — не то чтобы круча.
Круча — это на том берегу,
где слова «Беловежская Путча»
крепко в детском засели в мозгу.
* * *
Весёлый Роджер, грустный штурман,
семья акул навеселе.
Всё представимо, всё фактурно.
И это бунт на корабле.
Сидите тихо, пассажиры,
не выходите из кают,
пока стреляют канониры,
пока хрипят, пока поют.
Тортуга, девки, гонорея,
стеклянный глаз, ноги протез.
Скрипит натруженная рея
от веса боцманских телес.
За грабежи, не за покупки,
шальную любит жизнь пират.
…А капитан в дырявой шлюпке
плывёт в торжественный закат…
Уже погасли эполеты,
а вот уже фонарь погас.
Дремучий век. Экватор. Лето.
Как будто это не про нас.
* * *
Наверху — бушующая прелесть,
а внизу — кипящая пыльца.
Молний нет, а жаль, они б смотрелись
переходом в золото свинца.
В бурю — верю. В бурю — в смерть не верю.
Дребезжат небесные слои,
словно в этой детской атмосфере
оживают мёртвые мои.
Я ищу, и я же повторяю:
Не найдёшь и снова не найдёшь.
Нахожу и сразу же теряю.
Просто дождь, обычный сильный дождь.
И течёт бесформенная масса
из разлома тютчевской грозы.
Золотое пальмовое масло
и другие ценные призы.
* * *
В кормушке птицы грохотали,
морозом пахло, январём.
Меня, трёхлетнего, катали —
на быстрый «Аргамак» сажали
и восхищали снегирём.
Я сильно после вспомнил это —
внезапно, словно в-ямку-бух.
Был центр города, и лето,
протяжный холод кружек двух.
Когда дела идут как надо
и возраст возле тридцати,
какая всё-таки услада,
награда, песня Olvidado,
в себе такое-то найти!
О аллилуйя! Круто! Круто!
И ощущение волны!
Моменты радости как будто
друг с другом хитро скреплены
(моменты горя, кстати, тоже,
но — не об этом, не сейчас).
Здесь август, мясо, вилка, ножик.
Мороз весёлый шубу ёжит,
и дышишь как бы про запас,
и липнут к солнечным цукатам
волокна веток, ватный снег.
И лёд скрипит под снегокатом
на весь последующий век.
* * *
Теллурия — страна огромных женщин,
страна шаманок в беличьих мехах,
рыжих женщин с памятью поколений.
Когда тебе встретится теллурийка,
не спрашивай её о смерти.
Она может ответить,
но ты не спрашивай.
Засыпая в объятиях теллурийки,
ты и так увидишь,
как проносится вереница прекрасных лиц.
Вот её бабушка,
бабушка бабушки,
бабушка бабушки бабушки.
До бесконечности.
Теллурия — страна каменных знаний,
величественных ответов.
Если ты встретишь теллурийку в юности,
как встретил я,
не совершай ошибку,
не спрашивай её о смерти.
Не спрашивай хотя бы в первую ночь.
Теллурийка войдёт и закроет дверь
изнутри.
Ты не сможешь ей не поверить,
ей — всем этим женщинам,
из которых сложились века.
Полёту размашистой птицы.
Холодному шёпоту гор.
Теллурия — страна первобытной музыки.
Гигантский маятник солнца
создаёт эту музыку
в воздухе, которым больно дышать.
Этой музыкой больно дышать.
Теллурийки —
ноты, которыми пишется партитура.
Не спрашивай теллурийку о смерти.
А если всё-таки спросишь…
* * *
Вьётся вьюга над водою,
вихри снежные крутя.
Мертвецов родных не стою —
без однако, без хотя.
Никогда я не поверю
в их зарытые глаза,
хоть эмоция потеря —
хоть секреция слеза.
Что вы, грёбаные черти,
изгибаетесь дугой?
Заболоцкий знал о смерти
больше, чем любой другой.
Вьюга тише, тише, тише,
отзови чертей своих.

Рекомендуем почитать
Лароуз

Северная Дакота, 1999. Ландро выслеживает оленя на границе своих владений. Он стреляет с уверенностью, что попал в добычу, но животное отпрыгивает, и Ландо понимает, что произошло непоправимое. Подойдя ближе, он видит, что убил пятилетнего сына соседей, Дасти Равича. Мальчик был лучшим другом Лароуза, сына Ландро. Теперь, следуя древним индейским обычаям, Ландро должен отдать своего сына взамен того, кого он убил.


На краю

О ком бы ни шла речь в книге московского прозаика В. Исаева — ученых, мучениках-колхозниках, юных влюбленных или чудаках, — автор показывает их в непростых психологических ситуациях: его героям предлагается пройти по самому краю круга, именуемого жизнью.


Лучшая неделя Мэй

События, описанные в этой книге, произошли на той странной неделе, которую Мэй, жительница небольшого ирландского города, никогда не забудет. Мэй отлично управляется с садовыми растениями, но чувствует себя потерянной, когда ей нужно общаться с новыми людьми. Череда случайностей приводит к тому, что она должна навести порядок в саду, принадлежащем мужчине, которого она никогда не видела, но, изучив инструменты на его участке, уверилась, что он талантливый резчик по дереву. Одновременно она ловит себя на том, что глупо и безоглядно влюбилась в местного почтальона, чьего имени даже не знает, а в городе начинают происходить происшествия, по которым впору снимать детективный сериал.


Воскресное дежурство

Рассказ из журнала "Аврора" № 9 (1984)


Юность разбойника

«Юность разбойника», повесть словацкого писателя Людо Ондрейова, — одно из классических произведений чехословацкой литературы. Повесть, вышедшая около 30 лет назад, до сих пор пользуется неизменной любовью и переведена на многие языки. Маленький герой повести Ергуш Лапин — сын «разбойника», словацкого крестьянина, скрывавшегося в горах и боровшегося против произвола и несправедливости. Чуткий, отзывчивый, очень правдивый мальчик, Ергуш, так же как и его отец, болезненно реагирует на всяческую несправедливость.У Ергуша Лапина впечатлительная поэтическая душа.


Гамбит всемогущего Дьявола

Впервые в Российской фантастике РПГ вселенского масштаба! Технически и кибернетически круто продвинутый Сатана, искусно выдающий себя за всемогущего Творца мирозданий хитер и коварен! Дьявол, перебросил интеллект и сознание инженера-полковника СС Вольфа Шульца в тело Гитлера на Новогоднюю дату - 1 января 1945 года. Коварно поручив ему, используя знания грядущего и сверхчеловеческие способности совершить величайшее зло - выиграть за фашистов вторую мировую войну. Если у попаданца шансы в безнадежном на первый взгляд деле? Не станет ли Вольф Шульц тривиальной гамбитной пешкой?