Лицей 2021. Пятый выпуск - [3]

Говоря о Катерине Кожевиной, можно вспомнить слова Н. С. Лескова о своём творческом методе: «Я сберегал хорошее в каждом лице и думаю, что в этом долг правдивого писателя. Отрицательные типы я писал хуже, чем положительные, потому что мне тяжело изображать такие характеры, не гармонизирующие с моим личным настроением, но всё же не мог я и рисовать без теней, по-китайски». Тени в романе есть, но света больше, и даже невесёлый конец, когда землетрясение разрушает надежды героев, не отменяет заложенного в нём утешительного потенциала.

Внимание к повседневности отличает и стихи Сорина Брута (третья премия в номинации «Поэзия»). Его цикл стихотворений «Бесконечный район» как будто проводит нас среди современных новостроек, заставляя рассматривать балконы, вглядываться в окна, вникать, кто выходит из подъезда, а кто возвращается домой, слушать «голоса — // алкашей и школьников, // фанатов и их подруг». Это верлибры, но лёгкие и прозрачные, как будто автор не ставит целью творческое преображение мира, а просто идёт куда глаза глядят и куда ведут слова.

Когда меняется песня в наушниках, на секунду

проступают звуки квартиры. Чайник кипит на кухне.

Гул стиральной машины и шорох клавиатуры спелись,

сирены вой заносит из окон.

Когда меняется песня — кто-то в мусоропровод

бросил пакет в подъезде. И слышно — пакет летит

вниз по трубе…

Мир Сорина Брута проницаем и узнаваем, и текст почти неотличим от того, что глаз видит вокруг каждый день. Почти: на это и надежда, в этот узкий зазор обычно и влетает поэзия.

Вторую премию получил студент Литинститута Михаил Бордуновский за сборник «В оптическом парке». Это тоже верлибры, но их не назовёшь непосредственными — автора увлекает величественная в своей хаотичности сложность мира, и он умеет найти в ней свой образный строй. Он пишет пастозными импрессионистическими мазками, то отступая перед натиском словесной материи, то делая шаг вперёд и выхватывая штрих, образ, цепочку образов:

Преображение птиц над пыльной

провинциальной Аллеей Славы —

и поливальные тракторы обезоружены, и

дикие гроздья Су-24 над городом

в штурмовом фехтовании застывают:

республика светотени, любовь моя,

брось камень в стекло проезжающего автомобиля,

или он выйдет из рук твоих, говоря: «Поздно,

раньше я камнем был, но ныне я самый

камень камня и требую власти».

Михаил Бордуновский очень молод, в его стихах подкупает желание зачерпнуть строкой как можно больше подробностей видимого мира и выстроить их по-своему. Возможно, когда-нибудь из этого вырастет узнаваемый поэтический мир.

От первого же стихотворения подборки Ивана Купреянова, лауреата первой премии, веет свежестью, непринуждённостью речи и свободой в обращении с языком. Языковая свобода бывает разной: если её цель — «раскрутить» авторское эго за счёт демонстративного слома языковых конструкций, она обычно оборачивается развязностью и даже наглостью; но если она идёт от любви к языку, то может давать удивительные плоды. Как писала Елена Шварц, «Родной язык как старый верный пёс, — когда ты свой, то дёргай хоть за хвост». Именно так и происходит в самых удачных стихах Ивана Купреянова:

Не страшно, скорее — противно

смотреть на пустеющий мир.

Налей, Антонина Крапивна,

в стаканчик, замытый до дыр.

Мы виделись мельком и прежде —

четыре ли раза ли, пять…

Я вырос до той безнадежды,

когда это можно считать.

Тут на восемь строк два неологизма, но они такие негромкие, домашние, что даже не хочется их так называть — будто человек действительно гладит родную речь по голове и чешет за ухом, нашёптывая что-то ласковое. Такие стихи бегут впереди читателя, натягивают поводок и весело оглядываются, как будто приглашая вместе порадоваться прелести мира. И правда, игра продолжается: «Як-40, як пёсик, задирист» — как не улыбнуться этому «як», вдруг выскочившему то ли из-за украинского, то ли из-за древнеславянского забора — и надо же, оказавшемуся кстати.

У Ивана Купреянова музыкальное ухо и цепкий глаз: «Голубь — жадная птица, отрывисто в нём // исчезает обрывок батона», — читаем в другом стихотворении. Это надо увидеть. Надо уметь обратиться к советской «двухкопейке» так, чтобы из крохотной монетки, рыбьей чешуйки выплыл целый мир: «Некто в шапочке вязаной смотрит с тебя на меня, // а не глобус в колосьях, которому больше не светит». Купреянов не боится писать регулярным стихом, не сливается с бесконечным морем верлибров, он любит предметный мир и умеет заразить своей радостью читателя.

На тарзанке тарзанке

я качался качался,

и скрипела скрипела

надо мной высота…

Возможно, стихи Ивана Купреянова, Михаила Бордуновского и Сорина Брута тоже будут набирать высоту — если они не изменят своей любви.

Леонид Юзефович,

председатель жюри премии «Лицей-2021»

Татьяна Вольтская,

член жюри

Номинация Проза. Первое место Катерина Кожевина Лучшие люди города Фрагмент романа

Глава 1

«Николай Гоголь» провалился в яму. На задних рядах кто-то вскрикнул, по салону прокатился лязг металлических пряжек, грудной ребёнок дотянулся до ноты си второй октавы. У Лены внутри всё сдавило, тело перестало слушаться. Ей казалось, что чья-то невидимая рука трясёт аэробус, словно игральные кости, и вот-вот швырнёт с высоты десять тысяч метров. Мужик на соседнем сиденье начал креститься, с отчаяньем втыкая троеперстие в круглый тугой живот. Лена заметила, что он крестится не справа налево, а слева направо, по-католически. Это наблюдение отвлекло её от собственного страха. Через пару минут всё успокоилось. Католик встал, открыл багажную полку, достал из сумки мерзавчик столичной и отхлебнул.