Лгунья - [61]

— Она хочет повернуть дело так, будто говорила мне чистую правду. А ведь ей известно, что то была бессовестная ложь.

— Так ли уж они отличаются одна от другой? Когда Создатель вкладывает в ребенка некие вкусы и желания, то кто из них более последователен — Бог или ребенок, — если второй хочет следовать этим вкусам или осуществлять эти желания вразрез с правдой окружающих?

— А что сказал бы Гастон, если бы какая-нибудь женщина изображала перед ним королеву, отнюдь не будучи ею?

— Именно это и случилось. Некая девица, дочь регистратора из Брива, внушила ему, что она королева, и женила его на себе.

— Прекрасно. В день вашей свадьбы я проверю, чувствую ли еще что-нибудь.

— Свадьба состоится двадцать четвертого, а у нас нынче восемнадцатое.

— Какое это имеет значение?

— Да как вы не понимаете, бедный мой друг?! Ваше счастье и счастье Нелли — вот что поставлено на карту оставшихся дней! Каждый человек несет в жизни лишь одну правду. Маляр может врать напропалую, но он никогда не ошибется в колере. Торговец скотом может надуть кого угодно, но среди своих быков он кристально честен. То, что мы называем специализацией — ь науке ли, в искусстве, — есть на самом деле квинтэссенция правды. Пусть колдун солжет вам по поводу сорочьих гнезд, — это не важно, ибо он никогда не обманет, говоря о подземных источниках. Правда Нелли — это любовь к вам. В чем убеждает вас сегодняшняя жизнь? Что фальшивый наряд, коим Нелли украсила себя вам в угоду, сможет, если вы того непременно пожелаете, стать настоящим? Да так ли уж вы нуждаетесь в этом?!

— Я предпочел бы, чтобы он был настоящим с самого начала.

— Боюсь, вы чересчур суровы. Нельзя быть столь суровым к своим современникам — ни к женщинам, ни к мужчинам, ни к животным и насекомым. Вы только вдумайтесь, какое это чудо: в нескончаемой череде столетий им удалось появиться на этой земле одновременно с вами. Это похоже на свидание, назначенное в вечности и — все-таки состоявшееся, вопреки затмениям, потопам и прочим катаклизмам. Разве не так?! И пусть это свидания и с добротой и с коварством, с красотою и с уродством, — все равно они несут радость, мир и согласие. И Нелли с неистовым упорством добивалась этого свидания с вами. Не дрогнув, она прошла все стадии бытия — от атома до пылинки, от плесени до зародыша, — замедляя ход развития, когда вы замедляли его в форме морской звезды или минерала, торопя его, когда вы ускоряли свой бег в вихре микрочастиц. И она до сих пор верна своему слову. Свидание продолжается. Она стареет в унисон с вами. Она загорает ровно настолько, насколько смуглеет ежедневно под солнцем ваша кожа. Она ест только ваши любимые блюда, пьет только ваше вино. Ей было назначено свидание с вами, — не со мной. Так зачем вы понуждаете ее к иной жизни? Умоляю вас, придите и возьмите ее, пока не поздно, до свадьбы. Мы ежедневно обедаем и ужинаем вместе. Мы ждем вас. Если нам случится уехать в Багатель или в театр, я оставлю распоряжения слугам.

И он протянул Реджинальду руку. Для полноты сцены не хватало только, чтобы распахнулись сами собою двери, чтобы персонал министерства грянул хором торжественную песнь, и чтобы арабские участники договора на горячих скакунах сопроводили Фонтранжа до дома… Но Реджинальду подобные демонстрации были чужды и не понятны. Если это и произошло, то он ничего такого не увидел.

* * *

Реджинальд все время спрашивал себя, почему он не послушался Фонтранжа. Явно не оттого, что он сомневался в любви Нелли. В ней он был абсолютно уверен. Так же, как, например, в том, что завтра опять взойдет солнце. Он чувствовал, что любовь Нелли есть и всегда будет одной из составляющих его жизни. Он не мог обходиться без нее. Но даже если бы Нелли с самого начала говорила ему чистую правду, а потом разлюбила его, это ничего не изменило бы в его нынешнем решении. Он тоже любил Нелли. Ни одна женщина не могла затмить ее. Он так явственно ощущал ее близость — рядом, за спиной, — что никогда не оборачивался, это было излишне. И он постоянно грезил о ней. И отметил, что он, по ночам никогда не говоривший во сне, теперь говорит о ней. И в глубине души ему было совершенно безразлично прошлое Нелли. И еще он понял, что оказался прав в своем выборе: она была самой красивой, самой верной, самой стойкой из женщин. И ему виделась жизнь с Нелли — простая, непритязательная жизнь на вилле где-нибудь в окрестностях Парижа, в Сен-Клу или Буживале, среди всех тех растений, которые, по выражению Фонтранжа, во время явились на свидание. И он представлял, как счастье заполняет до краев эту жизнь, словно бурные волны, что захлестывают утлую лодку. И он больше не осуждал ложь Нелли, он простил ей все ее обманы, они не заслуживали ни презрения, ни ненависти. И его шляпа лежала на столе, ожидая, когда он пойдет к Нелли. И пальто висело на спинке кресла. И машина у подъезда готова была в любую минуту помчать его к Нелли. И улицы широко распахивались, и дома расступались, давая ему дорогу к Нелли. И все, все служило прелюдией встречи с ней. В каждом утре, в каждом дне таилось еще не названное, но поворотное решение, которое могло мгновенно и навеки, за все прошлые и на все будущие времена, окрасить в радужные цвета счастья Париж, его дом, сам небосвод над его головой. Все чудесные легенды о примирившихся любовниках томили его душу краткими проблесками воспоминаний и надежд, которые, продолжай он упорствовать, грозили обратиться в ничто. Он упорствовал вовсе не потому, что хотел заставить Нелли страдать. Однако, ему не была неприятна мысль о ее страданиях, ибо он прибавлял страдания Нелли к своим и, чем больше страдала Нелли, тем вернее его собственное, также возрастающее страдание оправдывало и очищало его. Она плакала… да, наверное, она плакала. И слезы, которые он вызывал у Нелли, казалось, придавали ему самому ореол святости, мученичества.