Лгунья - [50]

Спокойно, Кортни.

– Кортни, я должен уйти к себе, взять кое-какие документы и заказать пару выписок из метрических книг, ты справишься здесь одна? – Герберт заглянул в кабинет. – Кортни? Ты в порядке?

– Да, все нормально. Иди, я разберусь.

Но Герберт не ушел, а, напротив, прошел в кабинет и остановился около меня, внимательным взглядом рассматривая. Что он надеялся увидеть?

Я чуть-чуть, словно невзначай, отступила и оказалась около небольшого настенного зеркала. Толстый слой пыли намекнул, что надо бы разрешить Нине здесь убираться. И отец, и Кристалл не терпели, когда кто-то посторонний роется в их вещах, а я кабинет все равно не использую. Пора выбросить из него весь хлам.

– Мне кажется, ты чем-то расстроена. И явно не неуклюжестью Ким. Что-то случилось?

– Все хорошо, – упрямо повторила я, сама не зная, почему скрываю конверт.

И тогда Герберт склонился, чтобы меня поцеловать. В воспоминаниях промелькнули все наши встречи, особенно та, что была свежее всего в памяти. Но я отстранилась и натолкнулась на удивленный взгляд темных глаз.

– Кортни, я ухожу на весь день, почему я не могу тебя поцеловать?

Только короткий миг я не владела собой, а потом все прошло, и привычная снисходительная улыбка стерла с лица Герберта недоумение.

– У нас с тобой не роман, Герберт. Не нужно целовать меня перед уходом.

– То есть в подвале ты отдавалась мне из вежливости?

– Ты не спрашивал моего позволения.

– Я тебя не насиловал, Кортни, не смей меня в этом обвинять! – с нажимом произнес он.

– Есть кое-что кроме секса, – мне с трудом удавалось говорить спокойно, – я никогда не отрицала, что наши встречи приносили… некоторое удовлетворение. Но мне не нужны отношения, когда в один момент мне хорошо, а после я хочу помыться. К тому же не стоит забывать, что, несмотря на твою дружбу с папой, мы из разных семей, Герберт. А значит, моим мужем должен быть кто-то другой. Держать тебя в качестве любовника – не то, чего я хочу. Извини.

Мне показалось, что он меня ударит, и я даже отступила, хотя дальше особо и отступать-то было некуда.

– Кортни, ты это серьезно?

– А ты не понимаешь, почему я сбежала? Почему приехала только когда умерла Кристалл и почему до последнего надеялась уехать обратно? Герберт, я не хочу повторения истории, я не вернусь к тебе. Эта ночь была последней моей ошибкой. Они слишком дорого мне обходятся. А ты превращаешь меня в того человека, которым я боялась стать.

Когда он вскинул руку, я вздрогнула. Ждала удара. Но ударил он в зеркало, в паре сантиметров от моего лица. Осколки посыпались на пол, на тех, что остались в зеркале, появились капельки крови. Ни слова не сказав, Герберт вышел.

Я долго смотрела на алые бусинки, катящиеся по зеркальной поверхности. Внутри что-то медленно рассыпалось. Я опустилась на колени, чтобы убрать мусор.

– Собираешь осколки собственного сердца?

Кайла уселась в кресло.

– Ты вроде бы собиралась отсыпаться.

– Собиралась, – не смутилась сестра. – Только вы так были заняты разборками, что общаться с лекарем пришлось мне. Если тебе интересно, Ким будет в порядке. Сейчас она спит, нога заживает. Ничего страшного, даже шрама не останется.

– Хорошо, – безучастно сказала я.

– По тебе не заметно, что тебе хорошо. Кортни, что ты творишь? Я могу понять твою ненависть к отцу – да, он был дерьмом, а не папой. К Кристалл тоже понимаю. Даже ко мне пойму, но Герберт-то тебе что сделал? Ты его славно приложила, на такое даже я не способна. А ты знаешь, что обо мне говорят.

– Кайла, мне кажется, я вышла из возраста, когда можно доверять секреты сестре.

– Да нет, без вопросов. – Она подняла руки и усмехнулась. – Мне просто интересно, почему ты так любишь делать больно тем, кто о тебе заботится. Кристалл из кожи вон лезла, чтобы помочь тебе в Даркфелле в обход воли отца, а ты ее даже не навестила. А сейчас старательно подводишь к петле единственного человека, готового нам помогать. Где ты собираешься найти нового юриста, готового разбираться с делами нашей семьи?

– Герберт ведет наши дела не потому, что заботится обо мне, – отрезала я.

Крупные осколки наконец все собрала и начала искать бумагу, чтобы аккуратно завернуть.

– Да, конечно, он просто обожает ковыряться в чужих бумагах. Да половину из того, что Герберт делает, юрист вообще знать не обязан! Ты не занимаешься домом, не занимаешься продуктами, не вызываешь садовника, не платишь за магию, на которой, кстати, работает твой душ, в котором ты часами пропадаешь. Не знаешь, как вообще охраняется дом и чьими силами. Продолжать?

– И что? Мне теперь спать с ним из благодарности? У него есть вознаграждение. Кстати, немаленькое. В другом месте за такие деньги придется спать не с хозяйкой, а с хозяином.

– Ну и стервой же ты стала, – скривилась Кайла.

– Это говоришь мне ты?

– Ну, я не держу около себя влюбленного по уши папиного друга. Может, я действительно добродетельнее?

– Я не держу его около себя. И он не влюблен. И никогда не был, Кайла. Ты не знаешь, о чем говоришь. Герберт может создавать нужное впечатление, может притвориться влюбленным, убедить в этом всех. Но то, что он делает, это не любовь, это какая-то извращенная месть за то, что наша семья выше его, что он от нас зависит. Ты не видишь этого, потому что никогда не оставалась с ним наедине. Не видишь, как он меняется, когда получает власть над тобой.