Лезвие сна - [41]

Иззи удивленно вскинула глаза:

— А я считала, что вам не нравится его костюм — джинсы и футболка.

— Мне не нравится и городской пейзаж на заднем фоне, но я не могу отрицать, что это отличная работа.

Иззи почувствовала жаркий румянец на своих щеках, но похвала не столько порадовала, сколько смутила ее. Она гордилась этой композицией.

— Но ты не будешь ее продавать, — добавил Рашкин.

— Почему? — удивилась Иззи и в тот же миг вспомнила их разговор во время первого отбора работ для галереи. — В этой картине есть душа?

— Отчасти поэтому. Кроме того, наличие одного или двух полотен с пометкой «Не для продажи» заставит посетителей более энергично покупать доступные картины.

— Вот как!

В этом была определенная логика, но Иззи всё же не могла отделаться от мысли, что истинной являлась первая причина. Она не стала больше расспрашивать Рашкина. Он уже успел вернуться к своей работе, а это, как не раз убеждалась Иззи, означало конец любым разговорам.

Она сняла с мольберта натюрморт и заменила его незаконченным портретом молодого индейца из племени кикаха. Прошлым летом она видела его в парке Фитцгенри, и тогда у нее возникла идея картины.

Помня уроки Рашкина, она при помощи большого пальца оценила пропорции и на месте сделала первые наброски. Детали портрета она выбрала самостоятельно, и молодой человек, глядящий с холста, теперь не имел с оригиналом ничего общего, кроме позы. Но, как ни странно, персонаж стал для Иззи более реальным, чем если бы юноша из парка позировал для создания картины. Иззи не смогла бы объяснить, почему так произошло, не прибегая к теориям Рашкина. Но она была уверена, что между изображением на холсте и таинственной областью, которая находилась то ли внутри ее собственной головы и вызывала сновидения, то ли скрывалась где-то в невидимой дали, образовалась прочная связь. Как и Рашкин, она не могла объяснить этот факт, но связь возникла, и благодаря своему творчеству Иззи прикоснулась к тайне.

Остаток утра она провела за работой, а потом приготовила обед для Рашкина и покинула мастерскую. В этом полугодии она записалась на сокращенный курс и теперь торопилась, чтобы не опоздать к двум часам на лекцию Дейпла по истории искусства.

При всем уважении к университетским профессорам в те периоды, когда занятия у Рашкина шли хорошо, Иззи задумывалась о целесообразности дальнейшего обучения. Зачем лезть из кожи вон и тратить время, если все необходимые навыки она получает в мастерской Рашкина?

— Подумай, — говорила в таких случаях Кэти. — Ты прошла две трети пути к получению степени бакалавра. Неужели ты намерена зачеркнуть все свои старания последних двух лет?

— Нет, — отвечала Иззи. — Я этого определенно не хочу.

Но времени настолько не хватало, что она спрашивала себя, не напрасно ли проводит долгие часы в аудиториях вместо того, чтобы потратить их на занятия в студии. Зачем ей диплом бакалавра? Повесить на стену? Лучше украсить ее своей картиной. Но всё же она упорно продолжала посещать лекции. Может быть, чтобы доказать Кэти, своим родителям, даже самой себе, что она не легкомысленная лентяйка.

После окончания лекции Дейпла Иззи поторопилась к выходу и первой покинула аудиторию, боясь опоздать на встречу с Кэти. Чтобы добраться до больницы, где лежала Рашель, им пришлось втиснуться в переполненный автобус, но Иззи не придавала этому никакого значения. Она даже не слышала жалоб подруги на тесноту. Все мысли Иззи были заняты оставленной в мастерской картиной, всю дорогу до больницы она обдумывала необходимые детали заднего плана. Но жестокая реальность несчастья, произошедшего с Рашель, прервала ее грезы наяву.

Той миловидной девушки, которая согласилась позировать для Иззи несколько дней назад, больше не существовало. Вместо нее с больничной койки в палате смотрела незнакомка. Всё лицо покрывали ужасные кровоподтеки. У девушки была сломана рука и несколько ребер, раздроблены кости таза. Но самым страшным был ее взгляд, полный боли и растерянности. Иззи вспомнила радостную доверчивость, еще недавно светившуюся во взгляде Рашель, и поняла, что это выражение утрачено безвозвратно.

Она отдала Рашель открытку с пожеланиями скорейшего выздоровления и тихонько уселась на краешек кровати. Кэти и Джилли пытались развлечь Рашель разговорами, но Иззи могла только сидеть и смотреть на повязки, скрывающие большую часть тела подруги, и трубку искусственного питания, висящую у изголовья. В эти минуты решимость Иззи продолжать занятия в студии Рашкина сильно укрепилась. Если его секреты помогут противостоять несправедливости, от которой пострадала Рашель, Иззи сделает всё, что в ее силах, ради приобретения этих знаний. Она еще не до конца поняла рассуждения Рашкина о том, как может искусство помочь людям. Иззи даже пока не совсем верила в его теорию об ангелах и чудовищах. Но он обещал учить ее и сдержал свое слово, так что Иззи рассчитывала, что со временем она постигнет все секреты загадочного мастерства своего учителя.

Глядя на Рашель, она отчаянно надеялась, что так и будет. Иззи страстно хотела научиться вызывать ангелов. Светлых, оберегающих, противостоящих злу. Жаль, что пока еще ей не по силам предотвратить несчастья, подобные тому, что произошло с Рашель. Так же как и Кэти, которая стремилась помочь обездоленным детям, Иззи не собиралась всю жизнь ограничиваться жалобами на несправедливость. Ни она, ни Кэти не могли уничтожить источник зла, наводняющий мир чудовищами. Но они обязаны были обрести собственные силы, вроде магического секрета Рашкина, чтобы противостоять тьме, таящейся в душе каждого человека, даже если при свете дня он не признает ее присутствия. Не имеет значения, откуда исходит зло — из собственной души или от космических злодеев. Важно то, что оно существует, и борьба против него представляет собой нечто большее, чем сражение с ветряной мельницей.