Лёжа со львами - [5]

По второй версии речь шла о Борисе. «Борис» был легендарной фигурой в тех кругах, в которых вращался Эллис. Это были революционно настроенные студенты, палестинцы-эмигранты, работавшие на полставки лекторы-политологи, редакторы неряшливо издававшихся экстремистских газет, анархисты и маоисты, армяне и воинствующие вегетарианцы. Говорили, будто он русский, агент КГБ, стремящийся финансировать любой леворадикальный акт насилия на Западе. Многие выражали сомнение в его существовании, особенно те, кто пытался и не сумел получить финансовые средства от русских. Но Эллис время от времени замечал, что группа, которая месяцами только и делала, что жаловалась на отсутствие денег на копировальную машину, вдруг переставала болтать об ограниченных финансах и проникалась важностью вопроса о безопасности, а затем, чуточку позже, случались похищения людей, стрельба или взрывы бомб.

Эллис вполне допускал, что русские дают деньги таким группам, как турецкие диссиденты, едва ли они могли устоять перед тем, чтобы упустить такую простую и не связанную с большим риском возможность организации беспорядков. Кроме того, США финансировали похитителей людей и убийц в Центральной Америке, поэтому трудно было ожидать, чтобы Советский Союз проявил большую щепетильность, чем американцы. И поскольку деньги, задействованные в такого рода аферах, не снимались с банковских счетов и не переводились по телексу, требовался кто-то для получения в руки фактических банкнот, стало быть, требовался такой человек, как Борис.

Эллису не терпелось познакомиться с ним.

Рахми прошел мимо него ровно в десять тридцать. На нем была розовая рубашка фирмы «Лакост» и тщательно отглаженные рыжевато-коричневые брюки. Выглядел он как-то угловато. Окинув Эллиса пристальным взглядом, он отвернулся.

Эллис последовал за ним, держась, как и было условленно, на расстоянии 10-15 метров. На ближайшей площадке открытого кафе восседал мускулистый тяжеловес Пепе Тоцци, в костюме из черного шелка, словно после мессы, что, возможно, так и было. На коленях он держал огромный портфель. Он встал и зашагал почти вровень с Эллисом, причем таким образом, что случайному наблюдателю трудно было бы понять, вместе ли они идут или каждый сам по себе.

Рахми направился к холму в сторону Триумфальной Арки.

Эллис наблюдал за Пепе краем глаза. Корсиканец обладал животным инстинктом самосохранения. Он незаметно проверял, нет ли за ним слежки – сначала, когда переходил улицу и, естественно, мог обернуться, окинув взглядом бульвар, пока стоял в ожидании разрешающего сигнала светофора, и потом, проходя мимо углового магазина, где мог наблюдать шедших сзади него людей по отражению в диагональной витрине.

Эллису нравился не Пепе, а Рахми, который отличался искренностью и принципиальностью. Так что люди, которых он убил, наверное, заслуживали того. Пепе был совсем другим. Он шел на это ради денег и еще потому, что был слишком грубым и тупым, чтобы выжить в мире законного бизнеса.

За три квартала восточнее Триумфальной Арки Рахми свернул в боковую улицу. За ним последовали Эллис и Пепе. Рахми перевел их через улицу, и они вошли в отель «Ланкастер». Здесь было назначено свидание. Эллис надеялся, что встреча состоится в баре или ресторане отеля, в общественном месте он чувствовал бы себя увереннее.

После уличной жары от мраморного холла повеяло прохладой. Эллис почувствовал легкий озноб. Официант в смокинге презрительно оглядел его джинсы. Рахми вошел в крохотный лифт в самом конце Г-образного вестибюля. Судя по всему, они направлялись в гостиничный номер. Так оно и есть. Эллис прошел вслед за Рахми в лифт, а Пепе протиснулся сзади. Пока лифт шел вверх, нервы у Эллиса были напряжены до предела. Они вышли на четвертом этаже. Рахми подвел их к сорок первому номеру и постучал в дверь.

Эллис старался выглядеть спокойным и безразличным.

Дверь медленно открылась. Это был Борис. Эллису сразу стало ясно, как только он взглянул на этого человека. Он ощутил возбуждение триумфа и одновременно озноб страха. Понятие «Москва» присутствовало во всем этом человеке, начиная с его дешевой короткой стрижки и кончая сугубо практичными ботинками. Безошибочно угадывался стиль КГБ в его жестком оценивающем взгляде и в зверином оскале рта. Этот человек не был похож ни на Рахми, ни на Пепе. Он не был ни пылким идеалистом, ни грязным мафиози. Борис был твердокаменным, профессиональным террористом, который без колебаний проломит голову любому или всем троим, стоявшим сейчас перед ним.

Как долго я искал тебя, – пронеслось в мыслях у Эллиса.

На какое-то мгновение Борис придержал дверь полуоткрытой, частично загораживая ею свое тело, изучая пришедших. Потом он отступил от двери и сказал по-французски: «Входите!»

Они вошли в гостиную апартаментов. Она отличалась явной изысканностью, была обставлена креслами, столами и буфетом, скорее всего, восемнадцатого века. На изящном столике с изогнутыми ножками лежал блок сигарет «Мальборо» и стояла литровая бутылка бренди из магазина беспошлинной торговли. В дальнем углу гостиной полуоткрытая дверь вела в спальню. Рахми представил гостей нервозно и небрежно: