Лейла. По ту сторону Босфора - [84]

— Там столько красивых молоденьких мадемуазелей, господин профессор, — подмигивая, добавил он с жутким французским акцентом.

В этом бастионе консерватизма, берлинском университете, женская аудитория студентов превышала мужскую. Слушательницы, посещающие курс лекций Ханса, без стыда устраивались в первых рядах и не сводили с него глаз на протяжении всего доклада. И поэтому, чтобы не встречаться с ними взглядом, он выбирал себе какую-нибудь нейтральную точку. Вначале он был удивлен такой любовью к исчезнувшей хеттской цивилизации. Один из его коллег посмеивался: «Да ладно тебе, не скромничай! Они приходят взглянуть на искателя приключений. Журналисты рассказывают как о твоих исследованиях, так и о подвигах в пустыне. И поскольку у тебя еще и смазливая внешность, то ты намного лучше, чем сеанс в кинотеатре!»

В преподавательской Ханс приготовил себе кофе из зерен, принесенных из дому, и занялся просмотром своих записей. Он старался обращаться к конспектам как можно реже. Как правило, он зачитывал перед аудиторией лишь цитаты исследователей.

Ханс подкурил сигарету. Начинался снегопад. Не было и трех часов дня, а машины уже ездили с зажженными фарами.

Подойдя к аудитории, Ханс услышал гомон, как в воскресный день. Его ожидало около двух сотен человек. От неуверенности пересохло во рту. Мужчина остановился, пульс бился чаще, чем обычно. «Хоть бы не заболеть!» — подумал он, взывая к хеттским богам. Затем решительным жестом толкнул дверь и взошел по ступенькам на кафедру. И все то время, пока он раскладывал на столе свои записи, включал лампу и откашливался, в аудитории царила почти религиозная тишина.

Говорили, что у Ханса был исключительный ораторский голос, мелодичный и ритмичный. Но именно его страсть к теме лекций восхищала слушателей. На эти два часа жители Берлина могли забыть обо всех своих неурядицах. Ничто не могло устоять перед солнечным миром Малой Азии, перед ее воинами, которые безраздельно правили в Анатолии более двух тысячелетий. Ханс оживлял города-крепости, воспевал технику производства железа, торговлю и религию. Он воскрешал их пантеон, богов Солнца, Грозы, Луны. Стояла такая тишина, что можно было бы услышать полет мухи. Лишь приступы кашля возвращали слушателей в реальность. Зал не отапливался, но кого это волновало! Они слушали знаменитого Ханса Кестнера, и никто не уходил разочарованным. Этот человек жил своей темой, он был словно одержим ею. Он выходил за рамки обычной археологии. Восток всегда производил магнетическое воздействие на интеллектуальную элиту Германии, кроме того, жители Анатолии были союзниками в недавней войне. Унизительное поражение и позорные условия мира, установленные так называемыми мирными соглашениями, были близки и северянам, и южанам. Судьба погибающей Османской империи не была здесь никому безразлична.

После лекции зал взорвался аплодисментами. На последних рядах свистели от восторга. У растерявшегося Ханса возникло впечатление, будто он вышел из транса. Осознав, настолько он погрузился в рассказ, преподаватель смущенно улыбнулся. У кафедры уже выстроилось несколько человек с его последней книгой в надежде на автограф. Он вдруг понял, что устал и голоден. После завтрака, который состоялся на рассвете в еле отапливаемой квартирке, во рту не было ни крошки. Зато благодаря популярности Ханс мог сотрудничать со специализированными журналами, что и составляло его скудный заработок.

Кто-то молча протянул книгу для автографа. При виде руки в перчатке немец поднял глаза. Словно земля ушла из под ног.

Лейла расхохоталась, наблюдая его замешательство.

Они спешили по улице, прижавшись друг к другу и защищаясь от снежной вьюги. Ханс как мог закрывал Лейлу под зонтом с погнутыми спицами, который одолжил у университетского сторожа. Мужчина еле сдерживался, чтобы не расцеловать ее просто на улице. Он отвел Лейлу в маленькую таверну с темными деревянными панелями, куда иногда заходил после лекций. Они устроились в глубине зала. Ханс прижал свои колени к коленям Лейлы. Шляпка-клош скрывала волосы турчанки, зато подчеркивала нежность розовых щек.

— Не могу в это поверить, — прошептал он. — Что ты делаешь в Берлине? И как ты меня нашла?

— Орхан подсказал, где тебя искать. Он же здесь учился, ты помнишь? Мой младший брат знает все закоулки университета Фридриха Вильгельма, — пошутила она. — Я не была уверена, что ты в городе, но когда наткнулась в газете на объявление о семинаре, то поняла, что удача мне улыбнулась.

Неожиданно она подскочила оттого, что ватага студентов с раскрасневшимися от мороза щеками шумно ввалилась в трактир.

Ее смущало и в то же время очаровывало окружающее оживление. Молчаливые рабочие с уставшими лицами сидели рядом с молодыми стенографистками, у которых были короткие стрижки и ярко накрашенные губы. Это было время отдыха, когда можно громко поговорить, выпить и временно забыть о своих заботах.

Ханс был удивлен, что Лейла согласилась выпить с ним в кафе. Этот мир был настолько далек от того, к чему она привыкла… Ему хотелось защитить ее, покрыть поцелуями с ног до головы.

— Мне так тебя не хватало, — призналась она, едва коснувшись его пальцев. — Было очень трудно, когда я не могла ни поехать к тебе, ни поговорить с тобой.