Лейла. По ту сторону Босфора - [81]

Она размахивала руками в поисках виноватых. Проницательный взгляд Лейлы пронзил ее словно стрела. Растерявшись, Роза поведала, что Луи ее больше не любит, что он не прикасался к ней уже несколько месяцев, хуже того, вероятно, он никогда ее не любил.

Женщина разрыдалась, спрятав лицо в ладонях. От несговорчивой Розы Гардель ничего не осталось. Ни самолюбия, ни достоинства, ни надежд… Слово за слово она поведала Лейле все, что произошло со дня приезда француженки. Казалось, рухнул барьер страха и огорчения. Роза извинилась за свою бестактность, за то, что рылась в вещах Лейлы и обнаружила скрывающегося в конаке немца. Она также призналась, что сообщила о своих подозрениях британскому офицеру, который впоследствии произвел обыск. Застыв словно камень, Лейла слушала безудержное признание, но не вникала. На нее нахлынула волна грусти и сожаления. Есть что-то пугающее в том, когда человек обнажает свои недостатки и подлость, свои затаенные страхи. Душонка Розы Гардель была черной от зависти, недоверия, злости. Терзаемая сомнениями, француженка раскрывалась у ног мусульманки, которую ранее презирала и высмеивала.

Лейла подумала, что именно донос Розы стал причиной долгого заключения Орхана. А если бы британские солдаты застали в гаремлике Ханса, его бы немедленно расстреляли. Или повесили. Ее и Гюльбахар-ханым бросили бы в тюрьму и приговорили к смерти за содействие националистам. Но Аллах Всемогущий, да славится Его имя, позволил ей спасти жизнь Хансу. Благодаря несчастью любовники провели счастливые недели в Ангоре. Благодаря предательству родилась любовь, которую ничто не разрушит.

— Это я виновата, что Перихан умерла и вас не было рядом! — внезапно воскликнула Роза, широко раскрыв глаза.

И перед мысленным взором обеих женщин возник образ маленькой девочки, которая нараспев читала басню Лафонтена в честь Розы, приглашенной в парадный салон бабушки.

— Простите меня, — взмолилась она, схватив руку Лейлы и склонив голову. — Умоляю вас… Простите меня…

Потрясенная, Лейла не могла найти слов утешения. Когда она вспоминала о Перихан, ее сердце обливалось кровью. У нее уже давно иссякли слезы. Теперь она носила свою боль в самом потайном уголке души, как когда-то носила в утробе ребенка. Всякая надежда была мертва.

Она ни в чем не упрекнула Розу. Обида бесполезна. Ненависть тоже. Лейла не желала поддаться этим чувствам. Она знала, что ее дочь счастлива. И это единственное, что имело значение, единственная мысль, за которую она цеплялась в молчании ночи.

Не произнося ни слова, молодая турчанка гладила по волосам сокрушающуюся женщину, ожидая, пока та успокоится. Ведь боль француженки была не так уж велика. Лейла не торопилась. Она подождет столько, сколько будет нужно, весь вечер, и всю ночь, и, если понадобится, несколько дней, все то время, пока снег будет окутывать купола мечетей и крыши Стамбула. А по ту сторону Золотого Рога электрический свет и оркестры кабаре по-прежнему будут призывать к упоению и сладострастию, к азартным играм и плотским утехам.

Глава 10

Роза заканчивала собирать чемоданы. Она отказывалась слушать Марию, которая со слезами умоляла ее остаться в Стамбуле, женщина не хотела смотреть на мужа, который молча стоял в комнате с бокалом виски в руках. Она даже старалась не проходить вблизи него, чтобы не вдыхать запах его одеколона.

— Мама, это подло! — воскликнула Мария. — Я приглашена на многие чаепития, но теперь должна все отменить. Что обо мне подумают подруги? И папа, его нельзя оставлять совсем одного!

— Не первый раз мы проведем Рождество без твоего отца, — парировала Роза. — И прошу тебя, Мария, не говори со мной в таком тоне. Иди, собери вещи. Скоро приедет извозчик, который отвезет нас на вокзал.

Девушка жалобно вскрикнула и побежала к себе.

Роза проверила документы, резким движением захлопнула сумочку. Она позвонила Одили в Измир и предупредила, что приедет на Рождество вместе с Марией. Сестра не задавала вопросов и заверила, что их примут в монастыре с распростертыми объятиями.

— Мне жаль, — произнес Луи настолько тихо, что Роза хмыкнула, не сдержав удовлетворения. — Ты не могла бы остаться до января? — вздыхая, добавил он. — Это доставило бы удовольствие Марии.

— Я не могу находиться с тобой рядом и, в отличие от тебя, не желаю притворяться.

Роза бросила на мужа презрительный взгляд. Утро только началось, а он уже пил. Но она воздержалась от комментариев.

В тот злополучный вечер, когда вернулся Луи, она приперла его к стенке. По крайней мере, он имел мужество не отрицать очевидное. Конечно, он просил прощения. Он что-то бормотал об отчаянии. Дрожа от злости, Роза выплеснула на супруга всю свою злость и боль. Он ушел из дому и вернулся лишь на рассвете, мертвенно-бледный. Когда он рухнул на кровать рядом с ней, она задрожала от отвращения, уловив прогорклый запах его одежды.

Луи считал, что его жизнь — словно карточный домик. Роза реагировала, как какая-то природная стихия. Всего за пару дней она приняла решение оставить мужа. Ему пришлось отклонить приглашение на благотворительный костюмированный бал под предлогом, что супруге нездоровится. С тех пор его постоянно спрашивали о самочувствии Розы. Какие теперь придется придумывать отговорки, чтобы объяснить ее отсутствие на следующей неделе, когда начнутся редкие и желанные приемы в посольстве Великобритании?