Лейла. По ту сторону Босфора - [34]

Лейла отправилась переодеться. Она спрятала волосы под темно-синим платком, надела платье в тон, но лицо оставила открытым. Она чувствовала такую слабость, что не способна была довести мысль до конца. Ей одновременно хотелось поколотить брата за то, что заставил ее так переживать, и сжать в объятиях, потому что не он находился сейчас между жизнью и смертью.

Юноши переступили порог гостиной и замерли.

— Орхан, ты сошел с ума? — яростно вскричала она, вскакивая.

— Не кричи так громко!

— Почему же? Может, потому что никто не слышал всю эту суету? Просто чудо, что свекровь еще ничего не заметила и не потребовала объяснений.

Старушка Фериде принесла поднос с чаем, и Лейла приказала ей отдыхать. Доктор Камьон уже ушел. Он сделал для пациента все, что мог. Оставалось только ждать. Ближайшие дни будут решающими. Отныне все зависело от возможного заражения.

— Во что вы играете?

— Лейла, это не игра. Речь идет о будущем нашей страны.

Орхан подождал, пока сестра усядется, чтобы поведать ей о происшедшем ночью несчастье. Гюркан, оглушенный событиями, сидел молча, пока его товарищ рассказывал сестре, насколько плохо закончилось нападение на английского шпиона.

— Мы с Гюрканом потерпели неудачу. Мы возвращались целые и невредимые в точку сбора, но позже узнали, что второй план тоже провалился.

— Именно тогда и вмешался Ханс, — уточнил Орхан. — Ему удалось украсть письмо, но его ранили, когда он пытался бежать…

Она слушала и переводила взгляд с одного на другого, ошеломленная новостью, что ее брат принадлежит к повстанческому движению. Она с трудом понимала, в какой ужасной ситуации оказалась, приютив у себя беглеца, разыскиваемого помощниками султана и оккупационными войсками, к тому же умирающего.

— Но почему ты привел его именно сюда? — возмутилась она. — У вас наверняка есть убежища и врачи-сообщники.

— У нас не было времени, — признался Орхан. — Мы видели, что Ханс серьезно ранен. А это место было самым близким и надежным. Никто не посмеет обыскивать дом секретаря падишаха.

Лейла побледнела от злости.

— Что ты в этом понимаешь? По какому праву ты так необдуманно рисковал? — выпалила она. — Этот дом — убежище женщин и детей, да, но и французского капитана с семьей! Ты что, забыл об этом?

Не в силах усидеть, она подскочила и принялась шагать по комнате.

— Орхан, неужели ты настолько безответственен? Кто угодно мог увидеть, как вы заходите в сад.

— Мне очень жаль, Лейла… Я мог обратиться только к тебе. Не сердись на меня, умоляю.

При виде его удрученного лица она почувствовала жалость. Всегда одно и то же! Еще до гибели родителей она испытывала особую нежность к младшему брату. С той жуткой ночи, когда пожар заставил их покинуть родной дом. Они тогда все потеряли, но Лейла впервые держала на руках грудного брата. Взяла его, чтобы помочь изнуренной матери. С тех пор она прощала Орхану все детские шалости, а затем и внезапные вспышки переходного возраста. Она писала ему письма в колледж и, защищая перед мужем, переходила на крик.

Она тяжело вздохнула и снова села. Орхан взял руку сестры в свою и поднес к губам. Юноши смотрели на Лейлу горящими взглядами, полными надежды. Могла ли она сердиться? Как в девятнадцать лет не принимать участие в спасении своей страны? Как сопротивляться внутреннему порыву турок, отказывающихся умирать?

Вдруг Лейла поняла, что где-то в глубине души она давно сделала для себя выбор. Раздражение и горечь, которые она испытывала последнее время, были следствием той самой боли, которая читалась на лицах этих молодых людей. Возможно, ей нужно было столкнуться с тем ночным испытанием, чтобы осознать это. Она огляделась, и ей показалось, что она впервые видит эту комнату. Тусклый свет свечей, закрытое пространство, изысканные ткани, мерцание канделябров, потухшие люстры — потускневшая роскошь, побитая, как молью, войной, казалось, окончательно испарилась. Чтение книг и газет, собрания женской организации, благотворительные мероприятия, в которых она принимала участие, больше не могли утолить жажду деятельности, которая росла в ней с того дня, когда Лейла искала потерявшегося сына в оккупированном Стамбуле.

Она посмотрела на Гюркана, сжимавшего в руке стакан чая. Орхан, как маленький, грыз ноготь большого пальца. Они были такими юными… Лейла была старше на несколько лет, но она была матерью, и они, по всей видимости, полагались на нее. Она их не разочарует. Таковы все турки — терпеливые и фаталисты. Их душу ранили, глубоко, задели святая святых, пробуждая внутреннюю силу, корни которой уходят в давние времена.

— Я понимаю вас, — наконец нежно произнесла она. — Но он?

Изможденное лицо Орхана озарила улыбка. Значит, сестра его не отвергает. Время лжи и скрытности миновало. Появилась надежда, что все наладится.

— Ханс Кестнер — немец по паспорту, но сердцем — турок. Тебе ничего не говорит его имя?

Лейла задумалась. За последние тридцать лет столько немцев участвовало в жизни империи. Инженеры, строители железной дороги, офицеры, отвечавшие за военные реформы, предприниматели… В прошлом веке кайзер и самые высокие чиновники Османской империи желали объединения двух стран. Этот союз привел Турцию к войне и оставил на краю бездны.